«Начало индикту, сиречь новому лету».
1 августа 1932 года. Воскресенье.
Москва. Симонов монастырь.
В день праздника «Происхождения Честных Древ Креста Господня», 1 августа, всегда бывал крестный ход на воду. Накануне этого дня государь выезжал в Симонов монастырь, где слушал, по традиции, вечерню и в самый праздник заутреню и обедню. Напротив монастыря, на Москве — реке, устраивалась в это время иордань, подобно как и в день Богоявления. Государь, в предвестии крестного хода, выходил «на воду», но, конечно же, не погружался торжественно в иордань, как бывало раньше, не купался в освященной воде для здравия и спасения, а символически лишь возлагал на себя три заветные креста и принимал патриаршее благословение. После этого духовенство освящённой водою кропило заранее привезенные знамёна полков лейб — гвардии и назначенные в сопровождение их знаменные команды, а желающим разливалась святая вода…
…Раскланиваясь с отъезжающими от ворот Симонова монастыря представителями дипломатического корпуса, товарищ министра иностранных дел Алексей Дмитриевич Хитрово на мгновение остановился в шаге от секретаря Политического отдела посольства Японии в Москве Масатанэ и обменялся несколькими общими фразами.
-Как вам нынешняя церемония? — спросил Хитрово. — На мой взгляд, удалась.
-Безусловно. — ответил Масатанэ. — Очень умиротворяющее зрелище, проникнутое торжественностью и ощущением мира.
-Жаль, что таких же ощущений недостает в политике, господин Масатанэ, — сказал Хитрово. — Я считаю, что хорошие отношения между державами, без сомнения, явились бы успокаивающей гарантией сохранения мира и добрососедства…
-Я с вами абсолютно согласен. — кивнул головой Масатанэ и многозначительно взглянул на Хитрово. — У дипломатов есть выражение «найти общий язык» — надо его искать.
-Я готов этому способствовать.
-Я тоже готов. Я действительно считаю, что Японии стоит искать общий язык с Россией.
-Может быть, нам стоит это обсудить в более доверительной и неформальной обстановке?
-Нам? — уточнил Масатанэ.
-Вероятно, речь также может о тех персонах из нашего окружения, кому и я, и вы, можем доверять.
-Как вам будет угодно.
-Но, я слышал, вы на днях уезжаете?
-Ненадолго. На несколько дней. Протокольное действо. Позавтракать кое с кем из австрийских Габсбургов, пообедать с кем-нибудь из немецких Гогенцоллернов. Короткая, обременительная обязанность.
-Хорошо. О времени и месте нашей встречи договоримся чуть позже.
-Не возражаю.
-Я телефонирую вам в посольство, после вашего возвращения…
…За короткой встречей Хитрово и японского дипломата в отдалении наблюдал вице — директор Департамента Государственной Охраны. Рядом с ним находился генерал Брюханов…
-Итак, что мы имеем? — спросил вице-директор департамента. — Дипломаты планируют собственную комбинацию. Цель комбинации, вернее одна из целей, нам в общих чертах известна. Так?
-Так. Канал, по которому все, что будет проходить, должно выглядеть совершенно точно и верно. В этом его отличие от дипломатического манипулирования, в коем допускаются, хотя часто не оправдываются, хитрость и блеф.
-А почему им напрямую не обратиться к нам за помощью?
-Полагаю, корпоративная честь…
-В смысле?
-Дипломатия осталась уделом аристократов — выпускников наших Кадашей и Итонского колледжа Оксфорда или Кембриджского университета. Что наше дипломатическое ведомство, что Форин офис всегда были консервативными министерствами, за это и подвергались критике. Поэтому ищут окольные пути.
-К тому же предполагается работать в обход МИДа, действовать тактично, не вызывая противодействия…
-Да. Дипломатия не годится. Это прекрасно одетые люди, которые вежливо разговаривают друг с другом, работают по правилам, у них есть протокол, есть традиции. МИД — это официальные каналы общения.
-Ладно. Пусть так. Пусть играют свою комбинацию, а мы сыграем свою. Подведем заодно к комбинации и нашу доморощенную «ЭнДэ». Исключительно в интересах дела. Детали продумаем, а в общих чертах, это будет выглядеть так: наш человек осуществляет организацию канала двусторонней связи с японцами, обеспечивает оперативную работу, а «Народное действие» получает сведения и нас это устраивает: мы будем уверены, что важная информация, сообщаемая им, всегда дойдет до Лондона…
================================
Ясачное знамя* — царское знамя. Белого цвета с вышитым золотым орлом. Использовалось в торжественных случаях, например, во время Шествия на осляти, обряда водосвятия в праздник Богоявления Господня. Разворачивание ясачного знамени означало начало церемонии.
22 августа ( 9 августа по русс.ст.) 1932 года. Понедельник.
Лондон. Клуб «Бирмингем».
Днем шеф русского отдела «Интеллидженс сервис»* доктор Дени Гамильтон обедал в клубе «Бирмингем» с Алексеем Коноваловым и Нэвиллом Хинкли, который в числе немногих негласно определял внешнюю политику правительства Соединенного Королевства.
Официально он значился как младший министр, финансовый секретарь Казначейства, но фактически являлся «направляющей рукой» лондонского Сити в нынешнем кабинете. Такие обеды в аристократическом лондонском клубе давно стали традиционными, между сменой блюд происходил обмен важнейшей информацией, иногда подписывались документы, решавшие судьбу целого государства, не говоря уже об отдельных политических деятелях. Но иногда это были просто приятные совместные трапезы с ни к чему не обязывающими светскими беседами. Хинкли, не блиставший происхождением и почти лишенный джентльменских манер, был завсегдатаем «Бирмингема», что первоначально вызывало у Гамильтона крайнее удивление. Он как — то спросил Хинкли:
-Как вас пускают в клуб?
На что Хинкли лукаво прищурился и беззаботно ответил:
-Старина, из всякого правила есть исключения. Приятные или неприятные. В данном случае — приятные.
В этот раз Гамильтон Коновалов и Хинкли встретились за обычным обедом, сервированном в приватном кабинете. Разумеется, затрагивались и деловые вопросы, но вскользь, как бы предварительно, примеривающе. Речь зашла и о политике.
-Потепление в отношениях Англии и России? — равнодушно осведомился Хинкли. — Я уже слышал об этом. Как говорят наши русские друзья, все это вилами на воде писано. Не так ли, мистер Коновалофф?
-Так. Говорят.
-Ну да, кое — кто в Сити всерьез ожидает каких — нибудь стоящих совместных с русскими проектов и желал бы выгодно поместить часть денег…
-Я, впрочем, тоже считаю, что для вложения капиталов русские все-таки перспективны. — сказал Коновалов.
-Так значит, Уайтхолл предполагает, а Сити предполагает? Ну и кто может вкладывать деньги в русский бизнес? — осторожно поинтересовался Гамильтон.
-У русских есть еще одна прекрасная пословица: «человек предполагает, а Бог располагает». — сказал Коновалов.
-В поместье «Чекерс»* все еще считают, что с русскими возможно стоит договариваться, а в Сити кое — кто полагает наоборот. Впрочем, не надо быть картографом с геополитическим уклоном Маккиндером или, допустим, главой Форейн — оффиса* лордом Чэшэмом, — Хинкли деланно усмехнулся, — чтобы сделать банальное заключение: нам на руку недопущение германо — русского сближения или японо — русского сближения. Ну, или другой возможный вариант выигрышного геополитического эндшпиля — успешная международная изоляция Москвы, последовательное вытеснение ее на обочину мировой политики и экономики, как можно более плотная промышленная и финансовая блокада, поэтапное превращение России в «страну — изгоя».
-Я не очень понимаю, как мы можем этого добиться? — спросил Коновалов. — Лорд Чэшэм…
-Кто вообще обращает внимание на это сборище политических кретинов? Вы думаете, что политика правительства зависит от мнения таких вот людей, как лорд Чэшэм? Подумаешь, политические круги! Есть в мире силы покрупнее, чем нынешнее правительство. Мы еще увидим, кто фактически делает политику. — Хинкли засмеялся, коротко, сдержанно. — Надо дать понять Москве, что европейские дела успешно могут решаться и без нее.
-Но, предположим, вы все — таки добьетесь этой практически недостижимой цели. И Россия в итоге окажется в положении «осажденной крепости». Но задумывались ли вы о долгосрочных последствиях такого эндшпиля для системы мировой политики? — спросил Коновалов.
-Эндшпиль…Играете в шахматы? Повторяю, в Сити практически решили, что о Москве в качестве политического и делового партнера всему цивилизованному обществу лучше забыть навсегда.
-От русских можно ожидать всего, чего угодно. — заметил Гамильтон. — В том числе и того, что в одно прекрасное утро нам сообщат — лидер мировой торговли теперь не Англия, а Россия.
-Гамильтон, вы не преувеличиваете? Мне казалось, что ваша разведка в Москве вымерла, или она занимается исключительно игрой в теннис.
-Не только в теннис.
-Вот как? — Хинкли отложил столовые приборы, вытер губы салфеткой, — Сейчас меня интересуют в первую очередь такие подробности, когда стоит вопрос о том, что правительства могут вмешаться в международную торговлю. Тем или иным образом. Есть у вас такая информация о русском правительстве?
-Мне кажется, у нас есть такая информация. — с нажимом произнес Гамильтон.
-Что за информация? Поделитесь?
-Секреты его Величества, — подмигнул Гамильтон.
-У меня тоже есть кое — какие сведения, хотелось бы присовокупить к ним и ваши.
-А у меня есть устойчивое впечатление того, что в Москве сейчас заняты поиском отправной точки в формировании новой экономической системы, схожей по эффекту и последствиям с открытием Америки Колумбом…- сказал Коновалов.
-Вот как? Любопытно…Русское открытие Америки…Звучит неплохо… — Хинкли прищурился, подмигнул Гамильтону, — Впечатление ваше ведь на чем — то основано, дружище?
-Разумеется. — ответил Коновалов.
Шеф русского отдела «Интеллидженс сервис» доктор Дени Гамильтон переключил все свое внимание на обед. Излишняя откровенность Коновалова должна насторожить. Гамильтон понимал, что информация, отдаваемая по частям, ценится куда как выше; Хинкли может не оценить избыточной открытости, это будет свидетельствовать о шаткости позиции чиновника (как правило, откровенничают люди, стоящие на грани краха, или же глупцы, все остальные ведут свою партию, иначе говоря, продают и перепродают знания).
-Вы заинтриговали меня, мистер Коновалофф. — сказал Хинкли. — Последние русские деловые инициативы многим в Сити не нравятся. Кое — кто серьезно теряет капиталы и рассчитывает изменить существующее положение дел. И вдруг вы заявляете о готовящемся русскими коренном переломе в деле организации мировой торговли.
-Я не делаю заявлений, Нэвилл, — усмехнулся Коновалов. — Но я говорю о некоторых ощущениях, подтверждаемых отчасти сведениями, полученными из России.
-А вы в состоянии узнать поточнее?
-Вероятно, я в состоянии сделать это, но потребуется время. — помолчав мгновение, сказал Коновалов. — И возможно, деньги.
-Сколько?
-Я не готов сейчас назвать цену. Но предполагаю, что она может быть впечатляющей.
-Цена…Впечатляющая. — сказал Хинкли, — Сколько по — вашему может составлять впечатляющая цена? Сто тысяч? Миллион? Между прочим, годовая аренда особняка в Лондоне с дворецким обойдется в сто фунтов. В год. И для многих эта цена кажется весьма впечатляющей.
Сквозь приоткрытую дверь приватного кабинета он бросил взгляд в клубную гостиную, увидел пересекающего зал местного завсегдатая «старину Уилли» и, усмехнувшись, добавил:
-За секреты, за хорошие секреты, платят хорошо. Но не окажется ли так, что вам дадут время, вам дадут миллион, а взамен получат кота в мешке? Заметьте, мои опасения вполне справедливы, ибо речь может идти о крупной сумме…
-Кстати, Нэвилл, я не рассказывал вам, что мой младший брат — финансист? — пробросил, словно невзначай, Гамильтон. — Если он мне что — то и рассказывает, то, конечно же, только в общих чертах. Вы осведомлены о том, что происходит на европейском финансовом рынке? Я имею в виду рост учетных ставок. С одного и трех четвертей почти до трех процентов. Это огромный рост, и он произошел всего за несколько недель. Как я полагаю, вам известны причины.
Хинкли кивнул:
-Русское министерство финансов повысило налогообложение на пятнадцать миллионов рублей в сравнении с обычным уровнем, чтобы укрепить свою армию, уже ставшую самой мощной в Европе. Некоторые русские концерны приступили к широкомасштабной реструктуризации своих финансов — они повсеместно требуют немедленной выплаты долгов, накапливая наличные и скупая золото. Пройдет еще несколько недель, и русские соберут все, что им должны другие финансисты, а взятые у них кредиты продлят на неопределенный срок, в то время как их собственные капиталы достигнут невиданных прежде размеров.
Гамильтон повернулся к Коновалову:
-Алекс, где же ваш обещанный приятель? Вы обещали дать нам пощупать пульс нынешней России…
-Вот он, уже идет. — кивнул на зал Коновалов.
…Николай Александрович Воронцов — Вельяминов, чей род происходил, по сказанию древних родословцев, от легендарного князя Шимона Африкановича, якобы выехавшего из Норвегии в 1027 году в Киев к Ярославу Мудрому, был высок, строен и всем своим видом являл образцовую принадлежность к древней фамилии. Глава Русского Общества Английского флага в Лондоне оказался по приглашению Алексея Коновалова, политического эмигранта, руководившего Русским научным институтом.
Общество Английского Флага, имевшее своей целью «широкое ознакомление русского народа с благожелательно настроенной к нам Англией и ее государственных и общественных учреждениях» было достаточно весомой организацией. В Москве Общество частенько устраивало свои «академические» заседания на квартире председателя и носили вид так называемых «банкетов сближения». Банкеты имели весьма определенную цель: русские англофилы ( а их было немало) старательно подчеркивали симпатии к Англии. Нередко бывал на банкетах британский посол и всякий раз трогательно заверял собравшихся, что Англия имеет одну цель — «поддержать Россию», много говорил о «сходстве двух наций», о глубоких политических и экономических связях, о «близко понятных друг другу политических идеалах».
Коновалов представил князя и тот степенно расположился за столом, между Гамильтоном и Хинкли.
-Ко мне не раз и не два обращались представители деловых кругов Лондона. — сказал Воронцов — Вельяминов. — Предлагали немедленно начать торговые переговоры и просили моего совета. Настоятельно намекали на то, что сейчас и надо действовать, мол, ждать чего — то — это допустить, чтобы русская торговля продолжала идти по своему старому пути. Настаивали на необходимости подготовить в Англии возможно большего числа квалифицированных торговых агентов из числа способных молодых англичан. Предлагают расширить сотрудничество с Русским научным институтом в Лондоне.
-Что за фрукт сей институт? — спросил Хинкли.
-Скорее, не институт, бюро. Оно не имеет достаточных средств для проведения самостоятельных исследований. Но оно опубликовало несколько «Меморандумов о состоянии российской экономики» на английском языке. Это очень подробные информационные бюллетени о развитии русской экономики. «Меморандумы» читают многие ваши правительственные служащие, бизнесмены и экономисты. — пояснил Коновалов.
-Основная его задача — изучение русской духовной и материальной культуры и распространение о ней знаний среди русских и иностранцев, а также содействие русской молодежи в деле получения высшего образования в Англии. — степенно дополнил Гамильтон. — В институте четыре отделения: духовной культуры, права, экономики и сельского хозяйства…
-Мистер Коновалофф предлагает вам участие в деятельности этого института? — прищурившись, спросил Воронцова — Вельяминова Хинкли.
-Да.
-Он рассчитывает, что мы намерены поддерживать его?
-Резонный вопрос. — сказал Гамильтон. — Но я бы поставил его иначе. Кого мы намерены поддерживать в восточных странах, чтобы помешать продвижению России? Вот, что вы должны спросить, дорогой Нэвилл.
-Не смешите меня, господа. Англичанам свойственно считать свой образ жизни неким эталоном, любое отклонение от которого означает сдвиг от цивилизации к варварству. Представление о том, что «туземцы начинаются с Кале» отражает склонность подходить ко всему лишь со своей меркой. Меряют все на свой собственный английский аршин, игнорируя даже возможность существования каких — то других стандартов. Вот и вас присовокупили, человека с именем. Но при этом не стесняются демонстрировать свою вопиющую неосведомленность о русских, о России вообще. И умудряются претендовать на познание души русского народа! Институт, агенты квалифицированные…Смешно, ей — богу.
-Мы намерены поддерживать людей умеренных, основательных. — ответил Гамильтон. — Людей уравновешенных. Всех тех, кто оказывает разумное сопротивление ортодоксальным азиатским имперцам. Все они могут рассчитывать на нашу поддержку.
-Вы можете охарактеризовать эти группы уравновешенных, умеренных и основательных людей, на основе которых можно создать мощное английское лобби в России?
-Первая группа — это наши соотечественники. — сказал Гамильтон. — В России проживает некоторое количество наших соотечественников из различных волн эмиграции, сохранивших интерес к своей исторической родине, ее языку и культуре. Они добились заметных успехов на новой земле. К этому следует добавить их детей, внуков, правнуков. Кстати, многие представители последних волн эмиграции сохраняют британское подданство. Вторая группа — финансисты, промышленники. Поскольку Россия обладает громадными сырьевыми ресурсами и высококвалифицированной рабочей силой, а также представляет собой огромный потенциальный рынок для сбыта товаров и услуг, то она является притягательной для многих наших бизнесменов которые не прочь заработать большие деньги. Третья группа — прагматики. К ним относятся те, кто понимает, что в современном мире существовать без участия Англии будет невозможно. Четвертая группа — представители различных конфессий.
-Вы всерьез рассматриваете католиков, пресвитерианцев, баптистов, лютеран и всех прочих как основу для проанглийского лобби в православной России? — удивился Хинкли.
-Мы предлагаем интеллектуальный вызов. — сказал Гамильтон. — В России у нас есть определенные силы. Сторонники есть. Работа ведется. Но нужны новые возможности. Создание проанглийского лобби в России — это, прежде всего, интеллектуальный вызов. Нашим элитам сложно смириться с тем, что русская политика по — прежнему в высшей степени конкурентна, что ее исход не предзадан. В России можно наблюдать, как разворачивается реальная внешнеполитическая дискуссия, а полемика в обществе, прессе и Земском Соборе, русском аналоге нашего парламента, не является оркестрованным представлением. Многих в Сити удивляет, что даже само русское правительство прикладывает значительные усилия, чтобы склонить на свою сторону строптивую прессу.
-Простите, господа… — Воронцов — Вельяминов, перед которым стояло прямоугольное фарфоровое блюдо с кусочком телятины, размером со спичечный коробок, в подливе из лимонной травы, прекратил вяло ковыряться в тарелке. — Вы силой хотите обуздать вот это…- и он ударил себя рукой по лбу. — А никакая сила не может помешать распространению идеи. Не потому ли вы хотите прибегнуть к силе, что у вас нет идеи, которую можно было бы предложить взамен русской идеи? Для русских же?
-А что предлагаете вы?
-Политический диалог взаимных уступок. Но не силу.
-Хорошо. — согласился Гамильтон. — Взаимные уступки и компромиссы.
-Для русских не существует веских аргументов. — вздохнул Хинкли.
-Не в первый раз Англия делает нам предложения о сотрудничестве, потом берет их обратно. — возмущенным тоном проговорил Воронцов — Вельяминов. — Словно мы для вас человек, которого сначала в гости зовут, потом просят не приходить, потому, что, видите ли, другие гости встречаться не желают, а после вовсе не зовут или норовят выставить за порог. Так лучше уж совсем не зовите.
-Все дело в том, чтобы суметь подойти к русским, — сказал Гамильтон, сделав вид, что не обратил на тираду Воронцова — Вельяминова никакого внимания. — Вы смотрите глубже, Нэвилл. Речь идет о складывании новой структуры мира и нового соотношения политических и социальных сил.
-И вопрос состоит в том, насколько противостоящие друг другу державы, а в дальнейшем и блоки смогут адаптироваться к новым условиям, принять те новые реалии, которые нарастают в мире. — добавил, осторожно кашлянув, Коновалов. — При нынешнем состоянии русско — британских отношений Лондон, скорее всего, согласится на смягчение своих подходов. Для общего блага.
-Полагаете, у этой позиции имеются некоторые козырные элементы?
Официант подал чай, крепкий, с небольшой порцией молока, по — английски.
-Попробуйте. — сказал Гамильтон Воронцову — Вельяминову.
-Типичный английский чай. Хорошо. Так что, собственно говоря, вы хотите от меня, господа?
-Важно, очень важно, ваше мнение.
-Какое значение имеет мое мнение?
-Вы авторитетный человек. Ваше мнение имеет вес.
-Ну, положим.
-Вам ведь известно о двух подходах в британском правительстве к проблеме России? — спросил Гамильтон.
-Проблема России! — воскликнул Воронцов — Вельяминов. — Извольте поподробнее…
-В частности, мы могли бы иметь неплохих союзников в лице англичан, которые выступают за «мягкий» подход с предоставлением всевозможных экономических льгот России. — сказал Коновалов.
-Вот вам мое мнение: для Лондона вырисовывается два сценария действий. Первый: несмотря ни на что идти на сближение с Россией, создавая ситуацию, при которой Москва окажется вынужденной проводить желаемые для Англии политические и иные преобразования. За этот сценарий, в частности, ратуете и вы, и ваш политический клуб. Второй: продолжать держать Москву на отдалении, но под прицелом жесткой критики, постоянно угрожая. Цель — играть на чувствах европейской идентичности части русского правящего класса, подталкивая к противостоянию с царем. Этот сценарий, кажется, ныне востребован в Англии больше первого. А посему…Рассматривать британские гарантии и обещания становится просто неуместным времяпрепровождением. — сказал Воронцов — Вельяминов.
Хинкли нарочито пожал плечами.
-А вы, за какой подход выступаете вы? — скорее из вежливости поинтересовался у него Коновалов, уже зная ответ.
-Я получаю указания от своего министра и правительства и следую им. Я могу лишь рекомендовать.
-И каковы же могли бы быть ваши рекомендации?
-В отношении России нужно жестче использовать методы политического давления. Вкупе с экономическими рычагами. Хотя, именно эти пункты вступают в явное противоречие с требованием Лондона к России о более глубинном открытии рынков!
-Еще лучше! — громко воскликнул Воронцов — Вельяминов, и Коновалов испуганно сделал успокаивающий жест рукой, — Что еще за требования Лондона?!
-Николай Александрович, сдержаннее… — тихо сказал Коновалов, но Воронцов — Вельяминов только отмахнулся. — Англичанам стало изменять чувство реальности! Вам следует понять, что Россия не желает предлагаемого вами «тесного сотрудничества», каким видится оно вам.
Хинкли не откликнулся на реплику русского. Сделав маленький глоток чая, он поморщился.
-Правительство не пойдет ни на какие уступки, вредные для державы. — заметил Хинкли. — А Россия все равно пойдет к Западу.
-Вот только с кем и как? — усмехнулся Воронцов — Вельяминов. — От вас, кажется, такой поддержки и помощи не дождаться. У вас, простите, все русское вызывает подозрения. Они ни к чему хорошему не приведут, поверьте.
-Западничество для российского самосознания — это не провал и не обреченность, это необходимость и творческое задание, ежели хотите. По крайней мере, для меня это очевидно. — сказал Коновалов.
-Относительно этого я и не спорю. — пожал плечами Гамильтон. — Только дальше этого мысль у вас, и у ваших соратников, не идет. А должна бы идти: о продуктивном синтезе двух культурных систем, о двух способах мышления и формах социальной организации жизни — русской и западно — европейской. Я, однако, знаю, что идеи более тесного сближения с Западом широко распространены в среде интеллектуальной элиты России. Ваше общество тому наглядный пример.
-Вы так полагаете?
-Да. Я так полагаю.
-Если вы добиться чего — то желаете, вам стоит понемногу раскрываться и самим. Не приходится ожидать, чтобы другая сторона предлагала вам то, чего вы хотите.
-При желании мы сможем, без особого ущерба, достичь нужного нам результата.
-Русский ум, напитавшись и позаимствовав западные идеи, живет своим умом, творчески освоив достижения западной науки и культуры. — морщась, словно от зубной боли, проговорил Воронцов — Вельяминов. — Тут бы не ехидничать, не вставлять палки в колеса, а содействовать, культивируя ценности свободы, рожденные в лоне православной христианской цивилизации. Но нет. Вместо способствования общественному прогрессу, плохо скрываемая неприязнь и ухмылки относительно косности социального и политического порядка. Гляньте вокруг, посмотрите! Русская политическая сила имеет в своем распоряжении энергию одного из величайших в мире народов, ресурсы богатейшей национальной территории в мире, и движется глубокими и мощными течениями русского национального патриотизма. Кроме того, Россия обладает развитым аппаратом для оказания влияния в других странах, аппаратом поразительно гибким и многообразным, которым руководят люди, чей опыт и навыки не имеют равных в истории! Программа русская — сверхактуальна. Она предполагает дальнейшее развитие социальных институтов, создание разумной прагматической инфраструктуры жизни — культурной и экономической, оздоровление общественной нравственности с доминированием ценностей труда, интеллекта, знания, а также ценностей Дома и семьи — тех идеалов, которые были выношены и подтверждены духовными традициями народов России.
-Я знаком с концепцией либеральной государственности. — произнес Хинкли. — Но я не уверен, что она жизнеспособна в ваших реалиях.
-Отчего же у вас такая неприязнь к России? — спросил глава Русского Общества Английского флага с потаенной грустью. — Что, у вас воздух чище? Жизнь цветаста и харч получше?
-Харч? Что такое харч?
-Еда.
-Нет. Не поэтому. У нас человек всегда будет зависеть от себя.
-Вы не преувеличиваете? Мы, русские, как — никак, за триста лет тоже считать научились. Похлеще англичан. Природой, слава Богу, не обделены, богатств не счесть, на всех хватает. И потому — то и важно так: уметь считать.
-Русский человек научился считать? Смешно. — фыркнул Хинкли.
-Зря фырчите, мистер из Сити. — заметил Воронцов — Вельяминов. — Земля наша золотая, человек наш под стать земле. Золотой человек. Толков, бережлив, хозяйство холит. Не меркантилен как французишка, не расчетлив как немец. Русский силен, трезв, думает лихо, считает лихо. А вы все норовите мордой его по столу. Русское государство следует путем реформ, следует культуре хозяйствования и развивает институты гражданского общества. Россия есть конституционная и правовая держава. Пусть и в форме конституционной монархии. Но вам и этого мало? Вам подавай возможность иного развития в длинной логике истории? Революцию вам подавай?
-Я уважаю чужие взгляды даже в том случае, если их не разделяю. — ответил Хинкли. — Разумеется, если речь идет об истинных убеждениях. И еще…Я не считаю нужным обращать кого — нибудь в свою веру. И не хотел бы, чтобы кто — то обращал в свою веру меня…
-Господь с вами, господин Хинкли. — засмеялся Воронцов — Вельяминов и перекрестился. — Не собираюсь я вас агитировать. Но давайте подведем итоги нашей с вами встречи. Говорить об англичанах как о серьезных самостоятельных игроках в важных международных вопросах лично для меня уже нет особого смысла.
-Вы отрицаете то, что Британия играет и дальше намерена играть доминирующую роль в Европе?
-Англия как великая держава приказала долго жить и больше не может претендовать на роль главного арбитра в Европе. Только флаг демонстрировать. Вот, что я утверждаю. — жестко ответил Воронцов — Вельяминов. — Вместо торжества колониальной империи мы переживаем зрелище постепенного развала этой империи. До нас доносится треск гниющего здания. Я убедился сегодня, что не стоит доверять вашим мотивам, которые представляются мне далекими от представлений о свободе, а единственное ваше намерение — всех перессорить. Увы.
-Торопитесь вы с похоронами Англии. — с угрожающей ноткой в голосе сказал Хинкли. — Те, кто перестал видеть в ней великую державу, глубоко ошибаются. Англия еще не сказала своего последнего слова.
-Ну, так поторопитесь, а то скоро совсем поздно будет что — то говорить. Я же вынужден вас покинуть, господа. — Воронцов — Вельяминов поднялся стремительно и, сухо кивнув, порывисто устремился в зал, на выход.
-Ну — с, господа, пощупали пульс? — спросил Коновалов, провожая усмешливыми глазами прямую спину соотечественника, князя Воронцова — Вельяминова.
-И это председатель общества Английского флага в России? — Гамильтон покачал головой.
-Исследовательская группа при вашем Русском институте — это хорошо. — неожиданно сказал Хинкли. Прищурившийся, он также провожал Воронцова — Вельяминова, шествовавшего через зал, взглядом. — Отличная основа для проекта. Полагаете, через ваш институт, или бюро, возможно установить прямые контакты с наиболее надежными источниками в русских правительственных кругах?
-У меня остались связи.
-Мы присмотримся к вашему проекту, а вы не сочтите за труд снестись по старой дружбе с вашими знакомцами. Или порекомендуйте кого — нибудь, с кем можно было бы переговорить в Москве. Пора, наконец, выработать позицию по русскому вопросу.
-Вы достаточно резко формулируете данный вопрос. Впрочем…Если иного выбора нет, тогда горе этому миру.
-В наше время всякий выбор резок и грозен. Пора вам привыкнуть к этой мысли. На легкие решения лучше не надеяться.
-Уж лучше умереть сразу. — усмехнулся Коновалов.
-Рано или поздно вы так и сделаете. — совершенно серьезно ответил Гамильтон и по его тону не было понятно, шутит ли он или нет.
23 августа (10 августа по русс.ст.). Вторник.
Лондон. Российское посольство.
В Англии — клубы, в России — салоны. Британский клуб — это истеблишмент, это — власть, информации и секреты государства. Московские салоны — примерно то же самое. Но если в Лондоне, в клубах, счет допущенных завсегдатаев идет на десятки, в Москве — считанные единицы. Решения, принимаемые за бокалом брэнди в стенах какого — нибудь лондонского «Гаррик — клуба» проходят в кабинетах на Даунинг — стрит 10, предложения, высказанные в курительном салоне светлейшего князя Ливена на Ордынке, ложатся на подпись государю российскому.
Уильям Тед — Вудроу, или попросту, «старина Уилли», был завсегдатаем «Бирмингема». Своеобразным, конечно, но в Лондоне привечали чудаков, впрочем, если они не выходили за рамки приличий. Уильям Тед — Вудроу не выходил. Он был младшим сыном Роджера Тед — Вудроу, чиновника среднего эшелона, удачливо женившегося в свое время на греческой красавице Софии Маврокордато, чья семья сколотила состояние на торговле железным ломом. Уильям унаследовал красоту отца и элегантность матери, витиеватость прирожденного дипломата и презрительность дочери крупного торговца, получил блестящее образование в Итоне и Оксфорде. Его называли «подающим надежды карьерным дипломатом», который, однако, надежд не оправдал, ибо решился представлять интересы британского бизнеса, заявив, что коммерция не грех, а торговля позволяет странам развиваться. Мать к серьезным делам, ввиду чудаковатости отпрыска, старалась его не подпускать и он пробавлялся ее поручениями, был на «подхвате», лоббируя интересы компании, и целыми днями пропадал в лондонском клубе «Бирмингем».
Опустив голову, Уильям пересекал огромную гостиную залу клуба из одного конца в другой, делая вид, что где — то там, на другом конце увидел старого знакомого и торопится к нему. Затем проделывал обратный путь. Он слонялся вроде бы без дела, раскланивался с членами клуба, улыбался им, махал рукой, отпускал ничего не значащие и никому не адресованные реплики. Члены клуба иногда заговаривали с ним, но больше молчали — чудаковатый «старина Уилли» мало чем был им полезен и мало кому из них мог быть обязан.
А Уильям…слушал. Он хватал обрывки разговоров, отдельные фразы, даже слова. И запоминал. Память об услышанном у него была отличная. Ежевечерне выкладывал он свой «клубный улов» матери, а та сортировала «добычу». Что — то она использовала в интересах бизнеса семьи Маврокордато, а что — то передавала второму секретарю российского посольства в Лондоне, который слал в Москву шифровки, адресованные Департаменту Государственной Охраны.
…Второй секретарь российского посольства, а по совместительству — резидент Гохрана, Фаддей Алексеевич Кроуни, между прочим, шотландских кровей, довольно быстро набросал шифровку в Москву.
Текст был незамысловат: «Состоялась конфиденциальная беседа младшего министра, государственного казначея Великобритании Н.Хинкли с высокопоставленным сотрудником британской секретной службы Гамильтоном, русским политическим эмигрантом Коноваловым и присоединившимся к ним в процессе беседы неустановленным лицом. В ходе беседы Хинкли высказался в отношении того, что британские деловые круги намерены предпринимать шаги, направленные на противодействие политической и экономической активности России. Вопрос о противодействии практически решен». Далее следовали «нюансы» — обрывки разговора, облеченные в удобоваримый вид.
Кроуни показал текст шифровки своему помощнику, Ивану Ивановичу Тутышкину, числившемуся в дипломатическом представительстве скромным служащим посольского архива…
-У вас есть добавления по поводу шифрограммы?
-Добавлений нет, разве что только замечания.
-Давайте.
-Текст довольно расплывчат.
-Из того, что нам стало известно по агентурным данным, этого вполне достаточно. В Москве проанализируют и подумают. Тогда и нам укажут нужное направление. Пускай в Москве решают, а мы таких выводов делать не можем. — сказал Кроуни. — Мы с вами можем жить ощущениями, но их к рапорту или к шифровке не подошьешь, там нужны только факты. Голые факты.
=========================================================
«Интеллидженс сервис»* — «Секре́тная разве́дывательная слу́жба МИД Великобритании».
поместье «Чекерс»* — официальная загородная резиденция британского премьер-министра в графстве Бакингхэмшир к северу от Лондона.
Форейн — оффис (Фо́рин — о́фис, или Фо́рин О́ффис) — внешнеполитическое ведомство Великобритании, один из департаментов британского правительства.
