25 августа 1932 года. Среда.
Москва. Кадашевская слобода.
Гудрун Нильссон позвонила Каррингтону утром, около девяти часов.
-…Едем в Кадаши. — сказала Гудрун Нильссон тоном, не терпящим возражений и только потом, спохватившись, смущенно добавила, — Прошу простить за столь ранний звонок.
-Зачем в Кадаши? — лениво поинтересовался в телефонную трубку Малькольм Каррингтон. Обворожительная шведка позвонила ему в девять утра, когда он еще как следует не продрал глаза после вчерашнего коктейля в резиденции посла Швейцарии, устроенного по случаю приезда какой — то светской львицы — модельерши с ворохом модных кашемировых пальто. — Я достаточно насмотрелся на британские Итоны и Оксфорды. В сравнении с русскими они уверенно держат верх…
-Нас ждет встреча с русским профессором.
-Вас ждет встреча с профессором, а меня — встреча с детскими воспоминаниями. Это наводит на меня чрезвычайное уныние. Как — никак, я уроженец Замоскворечья. Тутошний я…
-Вы мне нужны.
-Вы только что с теннисных кортов?
-Я сыграла два отличных одиночных гейма с князем Юсуповым, потом провела пару геймов в паре с германским торговым атташе. Но он был неловок и, кажется, вывихнул лодыжку.
-Горячий душ вы уже успели принять?
-И даже позавтракала и теперь готова заехать за вами. Вы мне нужны. — повторила шведка.
-Ладно. Заезжайте за мной через час.
-Я заеду за вами через двадцать минут.
-Вы будете одна, а то я ужасно ревнив? — шутливо поинтересовался Каррингтон.
-Да…
…В начале Большой Ордынской улицы, где надо съезжать с Балчуга по Малому Каменному мосту на Водоотводную набережную, стоит славная Кадашевская слобода, или Кадаши. Давным — давно, при Иване Грозном еще, здесь жили бондари — кадаши. Кадки они мастерили, лохани, бочонки — окоренки, потому и получила свое название Кадашевская царская слобода. Освобожденные от повинностей при Федоре Борисовиче, бондари наладили мелкотоварное производство. Жители Кадашевской слободы представляли достаточно зажиточную часть ремесленного люда и имели некоторые финансовые излишки, чтобы за свой счет построить двухэтажный каменный храм Воскресения в Кадашах, вокруг которого объединилась вся слобода.
Но после великого пожара 1616 года на выгоревшем пустыре обосновались уже другие люди — монахи. Выбрали место напротив Болотной площади, за Водоотводным каналом для возведения Храма Великомученика Георгия Победоносца, а при нем — подворья Спасо — Преображенского Соловецкого монастыря, которое стало впоследствии центром богословских, риторских наук и просвещения. В подворье монастырское, «ради российского рода просвещения, свободных мудростей учения» выписаны были ученые соловецкие монахи во главе со старцем Порфирием. Старец тот призван был к государю для беседы на тему, как соединить науку и церковь. И дал простой ответ: надо, чтобы ученые были верующими, а монахи — учеными…
Спервоначалу попечению старца Порфирия дана была Справная школа, где стали готовить печатников (справщиков), а такожде разрабатывали русский гражданский шрифт для печатания светских книг. На прирезанных к подворью участках отстроены были каменные двухэтажные палаты Справной школы, явились государевы печатники, поставили в Кадашах, в Черниговском переулке штанбу (печатный стан) и стали печатать, вкупе с церковными книгами и гражданские. Порфирий взялся и за упрощение алфавитного состава и начертания букв, что должно было способствовать развитию просвещения. В Справную школу стали отправлять не только печатному делу учиться: посылали московскую приказную молодежь — учиться языкам, грамматике славянской, греческой и латинской, «даже до риторики и философии». Словом, эта школа явилась предтечей первого вольного братства на Руси — «Училища Славенския грамматики» при церкви Великомученика Георгия Победоносца. За Справной школой возникла в Кадашах Государева Цифирная школа, где стали обучать для Руси счетоводов. Вослед за монахами пришли в Кадаши государевы толмачи, обосновавшиеся в Татарской слободе, у церкви святого великомученика Никиты, близ Большой Ордынской дороги.
Весной 1624 года старец Порфирий помер, а его ближайший помощник монах Иоаким (будущий монастырский настоятель, а позже патриарх Московский и Всея Руси) поднес царю Федору Борисовичу на утверждение «Книжную Привилегию», которая являлась уставом высшего учебного заведения — Училища. Привилегия состояла из предисловия и четырнадцати пунктов, и касалась большей частью предметов, предлагаемых к обучению: «наук гражданских и духовных, наченше от грамматики, риторики, пиитики, диалектики, философии розумительной, естественной и нравной, даже до богословия, учения правосудия духовнага и мирскага и прочих всех свободных наук». Обучение в Училище должно было быть бесплатным, ученики — обеспечиваться стипендиями, а престарелые учителя — пенсиями. Выпускников предполагалось трудоустраивать в зависимости от происхождения: «приличные чины по их разуму» или «в государские чины для благородных»…
18-го сентября 1624 года, в день, когда почитается в народе Святая великомученица Ариадна, Федором Борисовичем был именной указ на устройство «Универсума — Училища Славенския грамматики» — первого в России университета.
Через несколько лет архив и обширная библиотека Училища переехали на Никольскую улицу, в Заиконоспасский монастырь. Училище же возглавил, по царскому именному указу, Игнатий Алексеевич Кучкин — один из первых «русских робяток» перед которыми в бытность царем Бориса Федоровича открыли свои двери лучшие учебные заведения Англии — Винчестер, Итон, Кембридж и Оксфорд.
Стараниями Кучкина Училище стало всесословным…Приступлено было к постройке новых палат, которая проходила по четкому градостроительному плану того времени. После пристраивали к ним все новые и новые палаты, учебные корпуса, типографию с издательством, библиотеку, астрономическую обсерваторию, университетскую больницу, ботанический сад, музей…
К концу XIX века, когда прекратились перестройки, столичный университет в «Кадашах» представлял собою не просто высшее учебное заведение, но и целый культурный городок. Он включал в себя около сотни зданий, в которых располагались несколько научно — исследовательских институтов, без малого два десятка факультетов, более сотни кафедр. Его территория была спланирована таким образом, что все находилось в десяти минутах ходьбы. Студентов, «учительное братство», расположившихся в Кадашевской слободе, по традиции называли «кадашами». При университете функционировали автономные исследовательские центры (экономической теории, литературной критики, архитектуры), обсерватория, университетская больница. В «Кадашах» имеются собственная библиотека и музей, а также свое издательство. Половина лицеистов состояла из выпускников престижных частных гимназий. Они с детства были натасканы в спорте, благодаря элитному обучению интеллектуально превосходили выходцев из среднего класса, привыкли к богатству и власти.
Собственно, окончание элитной частной гимназии и престижного лицея давало юноше высокий шанс на поступление в университет, особенно если частная гимназия была связана с определенным университетом. А окончание университета давало юноше хороший старт для политической или государственной карьеры. Частные гимназии и лицеи играли в русском обществе очень важную роль. Они не позволяли новым поколениям российской элиты, консервативной по своей сути, воспринять развивающиеся в Европе капиталистические ценности и становится частью новой экономической системы. Традиционной России нужны были лидеры с традиционными ценностями…
…Профессор Павел Федорович Балкен, потомок майора шведской службы Николая Балкена, перебравшегося в Россию при Федоре Борисовиче Годунове, в середине XVII века и принятого служить с чином полковника, был невысокий, лысоватый человек, словно скрепленный шарнирами. Он не мог спокойно сидеть на месте, то и дело вскакивал, бурно жестикулировал, раздувал ноздри, беспрерывно стряхивал с костюма несуществующие крошки и пылинки.
Профессор уже около получаса вел свой монолог о функциональной роли старой Ганзы и постепенно перешел к русской истории…
-…Видите ли, российская цивилизация несмотря ни на что, несмотря на более чем трехсотлетний опыт приращения к Европе, не является цивилизацией европейского типа, для которой характерно доминирование общества над государством, а все еще напоминает цивилизацию восточного типа, с характерным для нее господством государства над обществом. — профессор Балкен говорил с упоением, слегка закатив глаза. — При этом для каждого типа цивилизаций характерен свой способ развития. Для цивилизаций европейского типа, где общество доминирует над государством, характерен линейный тип развития. В этом случае между обществом и государством существует прямая и обратная связь, с помощью которой общество при содействии государства проводит реформы в собственных интересах, при этом качестве внутреннего импульса для проведения реформ выступают потребности развития данного общества. По — другому развиваются восточные цивилизации, в том числе и Россия, в которых государство доминирует над обществом. Способ их эволюции получил название догоняющего типа развития. Поскольку для цивилизаций восточного типа характерно отсутствие внутреннего импульса развития, то они меняются, ориентируясь не на потребности своего общества как цивилизаций западного типа, а на внешнюю политическую цель, в качестве которой выступает враждебное иностранное государство. В борьбе с этим государством цивилизации восточного типа проводят внутренние реформы до тех пор, пока внешняя угроза не исчезает. Особенностью цивилизаций восточного типа является наличие у них только прямой связи — от государства к обществу при почти полном отсутствии обратной связи — от общества к государству, а также то, что без наличия внешнего противника такие цивилизации не в состоянии развиваться. При этом, если в восточной цивилизации проводить реформы по — европейски, то есть начиная с демократических реформ, то в ней начинаются дезорганизация и хаос, заканчивающиеся ее распадом. Эта особенность российской цивилизации не сразу была понята и первым отечественным реформатором, царем Борисом, считавшим, что Россия — европейская цивилизация, и начавшим было проводить в ней реформы по европейскому образцу. И эти реформы чуть было не окончились катастрофой поистине вселенского масштаба…
-Пожалуй, не соглашусь, — осторожно заметил Карингтон. — В старомосковском православном самосознании не возникало и мысли о принадлежности России к Западу или Востоку. Россия была сама собой, без комплексов, без зависти к чужим достижениям, с чувством морального превосходства и уверенности в своем будущем. Да и первым отечественным реформатором, насколько помнится из гимназического и училищного курсов истории, называли Ивана Васильевича…
-Да, отчасти так. Отчасти. Примером первого в российской истории подобного неудачного проведения реформ стали преобразования Ивана IV Грозного. На начальном, как бы сказали наши доморощенные веками либералы, демократическом этапе реформ Избранной рады в России был создан первый представительный орган власти — Земский собор, приказы — органы исполнительной власти, а судебные функции передавались в руки выбранных населением судей. Таким образом, делалась попытка проведения европейских реформ, то есть разделения власти на законодательную, исполнительную и судебную. Но нельзя не отметить, что предпринятые попытки выйти на мировую арену, то бишь, «прорубить окно в Европу», Иваном Грозным предпринимались на его собственных условиях. Он трепетно относился к своим титулам, создавая легенду о древности своего происхождения. Любил в своих многочисленных посланиях ссылаться на славные страницы русской истории, говорить о славных российских правителях. Иоанн IV в переписке с европейскими монархами подчеркивал божественное и наследственное происхождение своей власти. Он был тем правителем, который выступал воплощением старомосковской самодостаточной российской православной идентичности. Добиться эффективного управления страной демократическими мерами Иван Грозный не смог, так как ослабление централизации было воспринято нашим народом — христолюбцем не как переход к самоуправлению, а как сигнал к дезорганизации, к отказу от уплаты налогов и к увеличению числа уголовных преступлений, иначе говоря — к анархии, смуте и к ослаблению страны. Ответом на это стала попытка Ивана IV укрепить государственную власть с помощью политики опричнины, что привело к падению Избранной рады и террору против всех сословий российского общества, не оправдавшего его доверия. В то же время Иван Грозный был первым, кто обратил внимание на непосредственную связь между демократическими реформами и ослаблением российской государственности, результатом чего стало прекращение им демократических преобразований Избранной рады и возвращение к политике централизации, принявшей форму опричнины. Однако это понимание не было характерно для всего российского общества, по-прежнему стремившегося к демократическим реформам по европейскому типу. Поэтому прекращение правящей династии Рюриковичей предоставило российскому обществу возможность повторения попытки демократического реформирования страны. Этому способствовало то обстоятельство, что все вероятные российские правители с 1598 года, а их и не так много — то и было: Шуйские, Романовы, Годуновы, Бельские — являлись бы выборными и должны были бы в своей деятельности учитывать интересы российского общества, объективно заинтересованного в предоставлении ему большей политической свободы. В связи с этим их деятельность неизбежно приобретала бы более демократический характер и по своему характеру соответствовала бы периоду реформ Избранной рады, являясь по сути дела его логическим продолжением. Что в таком случае следовало бы ожидать? Какого результата?
-Ежели следовать вашим препозициям, полагаю, что при повторной попытке проведения в России демократических реформ европейского типа и европейскими же мерами, стал бы распад страны и возникшая в этой связи угроза потери национальной независимости. — негромко сказал Каррингтон.
-Верно. Данное обстоятельство на какой — то период убедило большую часть российского общества в гибельности для страны дальнейшего движения по этому пути и способствовало принятию решения о возврате к традиционному для России образу жизни, основанному на самодержавии в политике, крепостном праве в экономике и православии в религии.
-Скорее, это стало ясно государю Борису, а не российскому обществу?
-Вспомните, как Борис на царство взошел! Борис Годунов, избранный на царство Земским собором! Да и как взошел — успех, триумф, небывало урожайный первый год правления!
-Помнится, Карамзин сообщал о его первых двух годах царствования как лучших во всей российской истории.
-Именно так, — подхватил профессор. — В это время был издан Указ о восстановлении выхода крестьян в Юрьев день, строились школы, для борьбы с пьянством была запрещена свободная продажа спиртных напитков, расширились контакты с Западной Европой, откуда в Россию стали приезжать на службу чиновники, ремесленники и врачи. Никто из прежних российских правителей не отличался такой благосклонностью к иностранцам, как Борис Годунов. Царь приобрел огромную популярность в стране благодаря заботам о бедных и нищих. Но даже он вскорости понял, что своей сбалансированной политикой в отношении всех слоев российского населения навел на себя негодование чиновников земли Русской, то есть боярского сословия, ожидавшего от Бориса больших привилегий, но не получивших их. И царь «закрутил гайки». Но в то же самое время царь Борис истинно понимал-за боярами, за шапками соболиными, за рясами черными стоит самолюбивое: «Мы Третий Рим!».
-Упрекаете? А ведь Борис Годунов был первым русским самодержцем, который попытался внутреннее, духовное осознание сакрального преемства Древний Израиль — Рим — Византия — Россия закрепить внешне — посредством грандиозного архитектурного проекта.- сказал Каррингтон.
-Не упрекаю, нет. — возразил Балкен. — Борис Годунов не «почивал» на троне — он трудился, служил Церкви и воспитывал народ. Как в 381 году Константинополь был назван на Вселенском Соборе Новым, Вторым Римом, так в 1589 году, еще до своего воцарения, Борис способствовал тому, чтобы в Уложенной грамоте Московского Освященного Собора, утвердившего в России патриаршество, давняя мечта Русской Церкви, между прочим, была официально закреплена идея России как Последнего, Третьего Рима. При царе Борисе началось массовое церковное строительство: будучи благочестивым человеком, правитель тратил огромные средства, делая грандиозные пожертвования монастырям. В этот период продолжилась характерная для времен Стоглавого Собора симфония духовной и государственной властей. Во время коронации нового царя, 3-го сентября 1598 года происходила сознательная ориентация на чин византийских василевсов, и Борис стал первым русским царем, венчанным на царство одним из пяти патриархов Вселенской Церкви. Неудивительно поэтому, что Посольская книга по связям России с Грецией зафиксировала обращение к русскому царю как к царю России — Третьего Рима: «Богом поставленному и Богом избранному самодержцу святому царю всеа Руси и всех благоверных христиан». А патриарх Иерусалимский Софроний V писал в письме Борису, что «кроме Бога инаго помошника не имеем и заступника и покровителя во днях сих, и на тебя возлагаем все наше упование и надежду». Царь Борис не только достойно нес свое служение, но и совершил деяния, к которым его, казалось бы, никто не обязывал, и которые вместе с тем демонстрируют всю глубину личности царя Бориса Федоровича, равно как и глубокое проникновение им в суть русской национальной идеи. Он вознамерился создать в Москве новый, главный, собор — в честь Воскресения Христова: Святая Святых. При этом нельзя не обратить внимание на то, что русский царь явно апеллировал к двум более ранним событиям.
-Каким?
-Утверждение праздника Обновления храма Воскресения Христова в Иерусалиме, Воскресение словущее, принадлежит святому византийскому императору Константину. А еще раньше царь Соломон, правление которого было расцветом древнееврейского государства, стал основателем иерусалимского храма — по образу и подобию Скинии, внутренней частью которой и была та Святая Святых, которую хотел воссоздать Борис и которое воссоздал его сын Федор Великий. Все посещавшие Москву иностранцы отмечали, что никогда прежде русский царь и его дворец не были столь великолепны. В архитектуре, иконописи, стенописи, ювелирном искусстве и книжной миниатюре в правление Бориса Годунова, а после и сына его, Федора, происходило бурное цветение, традиционно именуемое «годуновским стилем». Цари покровительствовали книгопечатанию и образованности, боролись с питейными заведениями, продолжили освоение Сибири, развивали городскую инфраструктуру, вели продуманную хозяйственную политику. Царь Борис, например, ввел запрет на бездумную рубку леса, регламентировал добычу «мягкой рухляди», запретил вывоз детей из родных мест. Он регулировал демографию и запретил отбирать землю у аборигенов Урала, Сибири и Дальнего Востока, взимать подати с больных и увечных и прочее. Царь Борис не вел войн и отношения с соседями строил только при помощи дипломатии. Это время характеризуется поощрением торговли и отодвиганием русской границы, заметьте, без войн, все южнее и южнее. Царь умело использовал борьбу Речи Посполитой и Швеции за Ливонию и ослабление Крыма, не забывая при этом и о турецком направлении: он поддержал Молдавию против Турции. Так как же я могу упрекать? Я о другом.
-О другом? О чем? А что же «Третий Рим»?
-Соболиные шапки на лавках готовы были сидеть и преть до скончания века, в кислых шубах, но только чтоб мошна полна и звон повсюду колокольный. А вся остатняя Россия — пускай в рубищах гнойных ходит, да в язвах, пускай и остается такая- слепая, темная, безграмотная…Понимаете ли…На развитие русской цивилизации изначально неизгладимый отпечаток наложило принятие христианства в его православной разновидности с характерными для православной хозяйственной этики низкими оценками мирского труда, обрядоверием и цезаризмом.
-Но христианская доктрина признает в принципе ценность преобразовательного труда. И тем отличается, например, от буддизма, который видит в земной жизни одно лишь страдание. — сказал Каррингтон.
-Однако, и вы не будете этого отрицать — сам труд рассматривается различными христианскими конфессиями существенно по-разному. В отличие не только от появившихся позднее протестантских вероисповеданий, но и от современного ей католицизма, восточно — христианская религиозная традиция рассматривала труд как неприятную необходимость, наказание человечеству за первородный грех. Русское православие не давало высших духовных санкций для активной работы в миру. Физический труд, производство потребительских благ, занял в православной культуре подчиненное место по сравнению с трудом духовным, молитвой. Сфера земного, материального благополучия котировалась не высоко, материальный труд нигде не ставился в один ряд со спасением и терпением.
-Читал, читал…Самоутверждение было направлено внутрь себя, на «устроение» собственной личности. Так как-то, ежели не путаю…
-Не путаете. Вы демонстрируете отменные знания русской истории. Нетипично для иностранца. И…Потрясающе! Как вам удалось так блестяще овладеть русским языком? Вы говорите совершенно без акцента, по — московски.
-Дык эта, тово — самово…Здешний я, стало быть, прохфессар… — ответил дурашливо Каррингтон и, глядя на вытянувшееся в немом удивлении лицо профессора, засмеялся. — Родился я в Замоскворечье, совсем недалеко от Кадашей, пятнадцать лет прожил в Москве. Мать у меня русская по крови…Да и теперь работать подолгу и помногу приходится в России.
-Нравится работать в Москве?
-Конечно! Это же мой отчий дом. Тем не менее меня угнетает чрезмерная бюрократизация русских. Порой на простое согласование уходит очень много времени. А в делах коммерческих, коими приходится мне заниматься, это не очень хорошо. Проволочки нередко приводят к упущению выгоды.
-Многие принципиальные решения должны приниматься расчетливо, о нюансах забывать нельзя. — возразил профессор.
Оба сдержанно засмеялись. Гудрун Нильссон старалась не мешать, предоставляя мужчинам вволю наговориться, лишь наблюдая за ними.
-Вот видите, налицо противостояние двух разных коммерческих систем! — воскликнул Каррингтон.
-Иногда для достижения консенсуса не мешает, чтобы и перья немножко полетели. Однако, мы слегка отвлеклись, я продолжу. Подобные факторы обусловили «нерыночность» русского национального характера, преобладание этики выживания, отношение к накопительству и собственности как к отрицательным ценностям. Царь Борис с этим вынужден был считаться. И посему, Борис, отыграл немного назад. Но все же не оставил надежды поднять Россию на дыбы, сломить упрямство боярское…Отыграл, затормозил…
-И тем спас Россию. Объективно ведь так.
-Да. — профессор Балкен с благодарностью посмотрел на британца. — А иначе бы смута стала бы Смутой с большой буквы. И полякам бы войну проиграли, и внутренние враги бесчинствовали бы в России. Может быть и католической церкви в лице папы римского удалось бы подчинить себе Россию. Впрочем, нет худа без добра. Общеизвестно, что степень проникновения новшеств в толщу старомосковского уклада жизни при Борисе и при сыне его, Федоре Великом, была различной…В одних случаях, как например, в быту, преобразования коснулись узкого слоя общества, оказав влияние прежде всего на его верхи. Множество поколений крестьян и после принятия Органического Регламента не расставалось ни с бородой, ни с сермяжными зипунами. Но в области строительства флота, в области строительства структуры государственного аппарата, внешней политики, промышленного развития, архитектуры, живописи, распространения научных знаний, градостроительства, наконец, были столь глубокими и устойчивыми, что позволяют нам считать Федора первым в России «рэволюционэром», причем не ординарным, а «рэволюционэром на троне». Стремление реформировать Россию все — таки сохранялось, но и враждебное окружение, что внешнее, что внутреннее, тоже никуда не делось. В условиях борьбы с этим окружением в конце концов и удалось провести модернизацию государства и внутренние реформы. Страшно и подумать, как бы решался сейчас земельный вопрос, не введи Федор Великий в 1630 году «крестьянские артикли».
-Это из серии про его величество случай? — спросила, очаровательно улыбнувшись, Гудрун.
-Случай? Вероятно…- задумчиво сказал Балкен. — Еще Бонапарт говорил: «Случай — это единственный законный царь вселенной»…Случай решает многое. А в политике и в истории — так и подавно. Случай решает зачастую все. Вот представьте себе, что 20-го января 1605 года самозванный царевич Димитрий не возглавил свою первую и последнюю в жизни атаку, поведя за собой польскую кавалерию? Если бы под самозванным царевичем не убит бы был аргамак и он бессильно не опрокинулся бы на снег, а наемник — иноземец Розен не хватил бы его в тот момент палашом по башке? Возможно, царские воеводы так и не решились бы ввести в дело главные силы и самозваный царевич Димитрий, ну то есть тот самый пресловутый Гришка Отрепьев, мог бы праздновать победу своего сбродного войска над царской армией? Неизвестно, как бы тогда повернулась история России…
-И Польши…
-Да, и Польши. И случай, его величество случай, вернее сказать, сразу несколько случаев, решили судьбу самозванца. С Отрепьевым было покончено к вечеру того же дня — всю его разношерстную толпу русские разбили, уничтожили и рассеяли. Самого лжецаревича в Москву на цепи привезли и судили, и казнили на Лобном месте. В течение зимы и весны 1605 года все бунты Годунов усмирил, а всего через несколько лет его сын, Федор Великий, разбил польско — литовское войско Яна Сапеги, подавил мятеж Болотникова, отразил набег ногайцев…С русской смутой было покончено. Царь Федор развернул все свои европейские реформы и взял матушку Русь не токмо в батоги. Ведь ему почти удалось сделать то, чего не смогли ранее сделать разрушительные войны: погубить историческое самосознание и чувство преемственности по отношению к своему прошлому. Рецепция импульсов западной модернизации чуть было не исказила и не отделила самосознание народных масс.
Каррингтон усмехнулся, покачал головой:
-Так это сделано было в последующем, насколько я помню из русской истории?
-Не совсем так. Лишь в какой — то мере и степени.
-Федор сделал. Великий…
-Федор Борисович…Вот уж повезло России с царем, истинно повезло…Известно, что Федор Годунов с малых лет готовился отцом к управлению государством и занимал положение соправителя, сохранилась даже их совместная печать. До Федора цари осознавали жизненную необходимость завоевания для России балтийского побережья. Но Федор пошел дальше этого интереса. Он воплотил его в конкретные внешнеполитические цели, создал средства их достижения и успешно достиг их. Иван Грозный воевал за Балтику двадцать четыре года и не только не приобрел вершка побережья, но потерял его важнейшие части. Он потерпел полное поражение и совершенно разорил страну. Федор Великий за восемь лет разгромил опаснейшего врага, завоевал на огромном протяжении балтийское побережье, а затем заставил Европу признать эти справедливые и оправданные приобретения. Далее…Ни Федор Иоаннович, ни Борис Годунов так и не сумели добиться решения внешнеполитических задач России во взаимоотношениях с Ганзой. Основной неудачей русской дипломатии во взаимоотношениях с Ганзой стал провал проектов по возрождению русского балтийского мореходства через Нарву и Ивангород. И в этом нет вины Ганзейского союза, который в те годы пытался выстроить более прочные отношения с Россией, засылая в Москву посольства за посольством, поскольку ганзейский, преимущественно торговый, флот не мог пробить для Москвы балтийскую блокаду со стороны Швеции, обладавшей первоклассным военно — морским флотом.
-Вот этот момент хотелось бы прояснить поподробнее. — сказала Гудрун. — Взаимоотношения Ганзы с русскими городами составили целую эпоху в истории последних. Если я не ошибаюсь, наиболее тесные отношения с Ганзой поддерживал Великий Новгород, в котором даже находились одни из крупнейших филиалов Ганзы — Готский и Немецкий «дворы» иноземных купцов?
-Не ошибаетесь. — ответил профессор Балкен. — Кстати, мы вероятно, скоро увидем самый настоящий ренессанс некогда влиятельного торгового союза. Уже создан в России международный клуб со штаб — квартирой в Великом Новгороде…
-А где же ещё? — усмехнулся Каррингтон. — Профессор, так царю Федору, выходит, удалось проанализировать причину провалов проектов по возрождению русского присутствия на Балтике?
-Да, он сумел — таки выстроить правильную дипломатическую игру со шведами. Результат, как говорится, налицо. При Федоре Борисовиче Нарва превратилась в русский торговый порт на Балтике. В устье реки заложили крепость, налепили причалов. Крупные торговые суда на рейде десятками вставали. В несколько лет Нарва разрослась неимоверно, ощетинилась на европейский лад отстроенными фортами и бастионами, складов понастроили, факторий европейских…Вот уж воистину, кто в Европу окно прорубил — Федор! Кстати, еще при Борисе было положено начало российскому «академическому зарубежью», а при Федоре продолжилось. Борис отправил в Европу восемнадцать боярских детей «для науки разных языков и грамот», его сын Федор уже отправлял десятками! Не все его представители достигли больших высот в науке, не все вернулись в Россию образованными специалистами. А иные и совсем не вернулись. Россия давно уже нуждалась в людях с европейским образованием. Без этого невозможно было вести дипломатическую деятельность, осуществлять экономические и политические меры, способные хотя бы частично ликвидировать отставание страны от ведущих держав. Говоря шире, вообще невозможно было занять сколько — нибудь достойное место среди своих соседей по Европе. В какой — то мере потребность в специалистах с образованием европейского уровня удовлетворялась путем приглашения на русскую службу иностранцев. Федор Великий пуще прежнего Россию стал на дыбы ставить, через колено ломать. В отличие от Иоанна Грозного, Федор был воспитан не на духовной православной литературе, а больше общением с обитателями Немецкой слободы. Он оказался восприимчив не только к западным модернизациям, но и западным нравам и обычаям, чем вероятно отравил, онемечил национальное сознание высших классов русского общества. Проводя вестернизацию, Федор — реформатор обрек интеллектуальную элиту страны и русское общество на неизбежный европоцентризм. С этих пор российский византизм стал казаться фикцией, так как плоды западного просвещения лишили страну его ярких внешних проявлений, и тем не менее византизм остался. Обретя европейские формы, Россия сохранила византийское содержание, но утратила при этом понимание своего византизма, стала страной с расколотым сознанием. Это противоречие между европейскими формами и византийским содержанием дало о себе знать, вылившись в спор славянофилов и западников — первое явное свидетельство поразившего русское общество кризиса национальной и культурной идентичности. Потеря преемственных связей по отношению к собственной истории и культурное обособление правящей и образованной элиты от народных масс после реформ, укрепление государства и превращение его в мощную державу, включенную в европейские международные отношения, привели к тому, что хранительницей русской культуры стала церковь. Она, как живой и действующий институт, стала тем источником, благодаря которому можно было укреплять русское самосознание в условиях постоянного давления западно — европейского общественного мнения, повсеместной вестернизации элиты.
-Да уж…Уж больно осторожен он был, Федор…
-Осторожен? Да. Правил Федор осторожно, с оглядкой, тщательно взвешивая «за» и «против» при решении как сложных, так и второстепенных проблем. Советников вокруг него было, понятно, много, рекомендаций, порой взаимоисключающих одна другую, они давали изрядно. Но чем и удивителен был молодой царь, так умением выбрать оптимальный вариант из обилия предложений. Большинство указов Федора являлись столь содержательными и дальновидными, что их и сейчас было бы полезно изучить монархам, президентам и премьер — министрам.
-У Новой Ганзы есть хорошие перспективы, на ваш взгляд? — спросила Гудрун, подводя профессора к нужной ей теме беседы.
-Конечно. Жизнь учит нас чувствовать смену исторических периодов. Но годы, они как учитель. Нас объединяет будущее и оно сильнее трагического прошлого.
-Но Новая Ганза — это прежде всего союз немецко — русской дружбы? — уточняюще спросила Нильссон. — Ведь именно немцы желают воссоздания Ганзы.
-Вас задевает это? — улыбнулся профессор Балкен.
-Задевает? — Гудрун возмущенно дернула плечиком. — Как и любого шведского подданного. Существование немецко — русской дружбы может разрушить равновесие на Балтийском море. Продолжение динамичной силовой политики этих держав заключает в себе опасную угрозу всем малым странам Балтийского моря и их самостоятельности. Для Швеции, так же как и для всего Севера в целом, наибольшее значение имеет, чтобы статус — кво в Балтийском море был сохранен, и тем самым осталась бы незатронутой система государств на его берегах.
-Не понимаю, как торговый союз может затронуть систему государств на Балтике? — недоуменно покачал головой Балкен.
-В Европе распространяются слухи о русских планах против Швеции и их желании заполучить автономную Финляндию. — вступился Каррингтон. — Шведское общественное мнение отмечает, что изо дня в день наблюдается прирост давления России на Скандинавию…
-В Стокгольме поступили бы мудро, не придавая значения слухам…
