Земские гусары
К моменту начала Первой мировой войны русская армия представлялась гигантской массой, пребывающей в летаргическом сне, но, пробужденная и пришедшая в движение, она должна была покатиться вперед, волна за волной, невзирая на потери, заполняя ряды павших новыми силами. Усилия, предпринятые после войны с Японией, для устранения некомпетентности и коррупции в армии, привели, как думали и в Европе и в России, к некоторому улучшению положения.
«Каждый французский политик находился под огромным впечатлением от растущей силы России, ее огромных ресурсов, потенциальной мощи и богатства», — писал сэр Эдуард Грей в апреле 1914 года в Париже, где он вел переговоры по вопросу заключения морского соглашения с русскими. Он и сам придерживался тех же взглядов. «Русские ресурсы настолько велики, — сказал он как-то президенту Пуанкаре, — что в конечном итоге Германия будет истощена даже без нашей помощи России».
Однако моментом решили воспользоваться нечистоплотные дельцы, которые, возможно, стали посредниками для «перекачки» средств из казны в карманы чиновников. Речь не идет обо всех российских чиновниках, но о некой особой социальной прослойке, наживавшейся на военных поставках.
Необходимо сказать, что не только во время Первой мировой проявились «деловые качества», которые способствовали неограниченным «перекачкам» из бюджета в личные карманы, но эпические масштабы это явление приобрело именно в годы ПМВ и способствовало этому сочетание многих факторов.
Что касается непосредственно Первой мировой — то уже через несколько месяцев после ее начала, в русских войсках стало не хватать винтовок. Вследствие напряженности и непрерывности боев и массовости потерь убыль винтовок оказалась громадной: она во много раз превысила все расчеты мирного времени.
До июля 1914 года ежемесячную потребность исчисляли в 52 000 винтовок и 50 млн патронов, с 1 января 1916 года — уже в 200 000 винтовок и 200 млн патронов, т. е. вчетверо больше. Запланированной производительности в 60 000 винтовок в месяц три русских оружейных завода достигли лишь в июне 1915 года неимоверным напряжением сил и затратой средств.
Член Артиллерийского комитета Е.З.Барсуков вспоминал о трудностях, которые переживало Главное артиллерийское управление (ГАУ):
«При первых же известиях о крайнем недостатке боевого снабжения на фронте и возможности вследствие этого «хорошо заработать» на предметах столь острой нужды русских промышленников охватил беспримерный ажиотаж».
Именно 76-мм снаряд и был тем первым лакомым куском, на который оскалились зубы всех промышленных шакалов с единственной целью легкой наживы. К великому несчастью для России, у этих людей оказывалось подчас немало сильных покровителей… началась бешеная спекуляция на снарядах, … вместо разумного и наиболее продуктивного концентрирования всех средств производства их как будто нарочно распыляли по мелочам, вследствие чего почти все действительно солидные и мощные предприятия оказались лишенными возможности получить все им необходимое, а потому и вынуждены были значительно замедлить темп своего развития.
Основная прибыль уходила в карманы фабрикантов и, скорее всего чиновников, распределяющих контракты и бюджетные средства. Но, помимо этого, крошки с этого щедрого стола попали в руки и многочисленных наемных менеджеров, буйным цветом расцветавших на каждом этапе этой коррупционной пищевой цепи.
Примечательно, что все эти операции по изъятию бюджетных средств обставлялись громкой псевдопатриотической шумихой в тогдашних средствах массовой информации. В результате этой ура-патриотической трескотни у неискушенного читателя складывалось впечатление, что основным источником военных успехов был именно частный капитал и примкнувшие к нему «неправительственные организации».
Дело в том, что для обеспечения политической поддержки вокруг военных поставок от частных лиц сформировались общественные организации, которые громче всего остального российского общества через СМИ рассказывали о неоценимом вкладе частного капитала и «гражданского общества» в победу над врагом. Самой крупной из таких организаций был «Земгор» — Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов.
Созданный на основе городских дум и земских союзов, он фактически выступал посредником между имперским бюджетом и карманами фабрикантов, а на его содержание шло 2 процента от всей суммы частных военных заказов, а также от 1 до 10 процентом себестоимости всех товаров, произведенных для военных нужд. Чувство собственной важности сотрудников этой организации сподвигло их даже на создание собственной форменной одежды, которая должна была в глазах обывателей подтверждать причастность этих командиров от коммерции к победам Действующей армии. Впрочем, за любовь к вензелям и шпорам этих креативных менеджеров в народе презрительно прозвали «земгусарами».
В итоге к началу Февральской революции 1917 года только Земгор получил в свое распоряжение для распределения около 242 миллионов полновесных имперских рублей, а поставил продукции только на 80 миллионов. Всего через частные военно-промышленные комитеты в период с начала «снарядного голода» до сентября 1916 годы было прокручено около 540 миллионов рублей.
Насколько эффективно была использована эта сумма и куда делись оставшиеся деньги – теперь никто уже не выяснит, но «земгусары» в полицейских сводках были отмечены как активные скупщики предметов роскоши, ювелирных изделий и мехов, а также активно оставляли солидные чаевые во всех престижных ресторанах крупных городов России.
Нельзя не отметить, что с началом Первой мировой войны коррупция возросла – но ужесточилась и борьба с ней. Крупная коррупция во влиятельнейшем Земгоре была выявлена еще в те времена, как и в военно-промышленных комитетах (руководимых Гучковым).
Однако многочисленные обвинения в коррупции членов царского правительства в дальнейшем не нашли никакого документального подтверждения, хотя Временное правительство приложило немало усилий для поиска доказательств, и именно этим занималась Чрезвычайная следственная комиссия (ЧСК) Временного правительства.
Летом 1917 года последний царский министр внутренних дел А. Д. Протопопов показывал Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства о состоянии страны к зиме 1916-1917 годов:
«Финансы расстроены, товарооборот нарушен, производительность труда на громадную убыль… Пути сообщения в полном расстройстве, что чрезвычайно осложнило экономическое и военное положение… Наборы обезлюдили деревню (брался 13-й миллион), остановили землеобрабатывающую промышленность. Деревня без мужей, братьев, сыновей и даже подростков была несчастна. Города голодали, деревня была задавлена, постоянно под страхом реквизиций… Товара было мало, цены росли, таксы развили продажу «из-под полы», получилось мародёрство… Искусство, литература, учёный труд были под гнётом… Упорядочить дело было некому. Начальства было много, но направляющей воли, плана, системы не было. Верховная власть перестала быть источником жизни и света».
К лету 1917 года члены комиссии констатировали, что не находят в действиях подследственных никакого состава преступления, а когда председатель комиссии (Муравьев) пытался их заставить изменить свое мнение, некоторые из них – в частности, Руднев – подали в отставку.
В Первую мировую войну в России, помимо кадровых офицеров‑интендантов, существовали так называемые «земские гусары» (ироническая кличка). Это были многочисленные представители имущих сословий, «в расцвете лет и сил» устроившиеся на полувоенную службу в организации по снабжению армии провиантом и воинскими припасами. Историки отмечали, что освобождение от непосредственного участия в боевых действиях служащих Военно-промышленного комитета, Всероссийского земского союза и Всероссийского союза городов, обслуживающих армию, открыло широкие возможности для лиц, желавших быть подальше от окопов. Стать земгусарами стремились как лица, не отличавшиеся храбростью, так и многочисленные последователи социалистических и национальных идей. В рядах служащих подобных учреждений провел войну, например, украинский политический деятель Симон Петлюра.
Это явление приобрело массовый характер и ему было дано меткое название — «герои тыла». Еще современники награждали их эпитетами: «мародеры тыла», «гадины тыла», «новые люди». При всех вариантах смысл подразумевался один – это скороспелые богачи, чей образ жизни лучше всего отражала пословица «Кому – война, кому – мать родна». Популярный в те годы писатель Н. Н. Брешко-Брешковский дал им такую характеристику:
«Всех этих господ коммивояжерского типа выбросило недавно каким-то стихийным приливом. Это была накипь войны, вернее – накипь тыла. Она существовала и раньше, но не кидалась в глаза, прозябающая в темном мизере, голодная, обтрепанная, небритая, в заношенном белье… Эти мелкие биржевые зайцы, ничтожные комиссионеры, безвестные проходимцы собирались в кофейнях, на Невском перед банками, маячили под внушительными портиками биржи. Они ездили в трамваях, норовя не платить за билет, хвастаясь, что делают это из принципа, что это для них род спорта.
Грянула война – и какая разительная перемена декораций и грима! Воспрянула голодная проходимческая шушера. Откуда только что набралось! Милостивые государи коммивояжерского типа стали торговать солдатскими шинелями, бензином, полушубками, йодом, железом, мукою, сахаром – всем, что идет на потребу чудовищному хозяйству многочисленных армий. Наживались громадные деньги. Наживались на том, что Икс познакомил Игрека с Зетом, свел их в кабаке.
Дорогие рестораны с тепличными пальмами, метрдотелями, напоминавшими дипломатов и министров, стали ареною деятельности этих «новых людей», вчера еще бегавших по кофейням и терпеливо дежуривших в дождь у банковских подъездов.
“Новые люди” проснулись богачами, которые могут швырять сотни и тысячи. Это сознание опьяняло их. Повсюду – к “Медведю”, “Контану”, “Кюба”, “Донону”, где прежде собиралась изысканная, внешне во всяком случае, публика, этот новый “чумазый”, туго набивший в несколько часов свой бумажник, принес и свое собственное хамство, привел своих женщин – вульгарных, крикливых, не умеющих есть, богато, с вопиющей безвкусицею одетых, сверкавших крупными бриллиантами в невымытых ушах.
Сами “чумазые” успели приодеться у лучших портных. Но платье сидело на них, как на холуях, и духи, купленные в “Жокей-клубе”, не могли заглушить годами впитавшийся запах грязных, трущобных меблирашек, где в тесной комнатке рядом с кроватью-логовом плавали в мыльной воде желтые окурки дешевых папирос…
“Новые люди”, вызывая откровенно-презрительные улыбки у всегда таких непроницаемых “каменных” метрдотелей, кромсали рыбу ножом, засовывая себе в рот чуть ли не половину острого лезвия.
Год назад они робко жались в передних этих ресторанов, вытребованные сюда спешно каким-нибудь зайцем покрупнее. А теперь они сами здесь “господа” и с непривычки, не зная, как держаться, заискивают перед прислугою, фамильярничают со швейцарами, хлопают их по плечу: “Как ваши детки, Герасим?” – и суют рублевку, чтоб казаться “настоящими барами”.
Они требовали самых дорогих вин, закусок, швырялись направо и налево шальными “чаями”. И все же лакеи служили им нехотя, презирая их. Они, эти “новые люди”, почувствовали себя вдруг спортсменами, появляясь на скачках, играя, самодовольно целуя руки у модных кокоток и содержанок, прежде таких заоблачно недосягаемых, а теперь доступных по цене».
«Героям тыла» были посвящены и стихотворные строки:
Золото льется рекой…
По фантастическим ценам
Нынче торгует мукой,
Завтра торгует он сеном.
Всю развивает он прыть,
Чуть на гешефт где похоже,
И, чтобы кожу добыть,
Лезет и сам он из кожи.
Так, где запасов не счесть,
Татем полночным приблизясь,
Сеть начинает он плесть, —
И начинается «кризис».
Цены пускаются в пляс,
Выше все скачут упорно…
Правда, речь ближних подчас
Слушать бывает зазорно:
Здесь закричат «караул»,
Там проклинают пиявиц…
Да, – но в шантанах разгул!
Да, – но объятья красавиц!..
Вторгся в наш тыл он, как враг,
Всюду, где он, – там заминка.
Сделает некий он знак,
И исчезает из рынка
Нужный продукт до поры, —
Так исчезает вдруг странно,
Словно бы в тартарары
Он провалился нежданно…
Схватит он слух на лету,
Пальцем ударит о палец, —
И на текущем счету
Есть, уж глядишь, капиталец…
«Новых людей» не обошел своим вниманием кинематограф. Летом 1916 года на экранах России демонстрировалась «злободневная сенсационная драма» «Мародеры тыла» («В вихре спекуляции»). Как таковой сюжет фильма представлял собой череду картин, отвечавших представлениям зрителей о механизме спекуляции: торговцы во главе с купцом Хапуновым, желая еще больше поднять цены, придерживают хлеб на складах. Тем временем перед дверями магазинов растут «хвосты». Наплевав на страдания народа, «мародеры тыла» предаются кутежам, но наступает момент расплаты – спекулянты арестованы и посажены в тюрьму.
Даже поверхностное знакомство с этими свидетельствами эпохи позволяет понять, что речь идет о спекулянтах, сколотивших состояния в условиях вызванного войной товарного дефицита. Одним из источников таких богатств служила причастность к поставкам в армию продовольствия, обмундирования, обуви и снаряжения. Небольшое жульничество, почти незаметное на фоне огромных объемов всего того, что требовалось войсками, – и деньги в кармане.
«Герой тыла» – «земгусар»
" … Война затронула интеллектуальный отбор в России гораздо слабее, чем в остальных странах. На фронт пошел лишь тот, кто хотел доказать любовь к Родине не на словах, а на деле. Для большинства же интеллигенции военный закон существовал лишь для того, чтобы его обходить.
Начиная с весны 1915 года, когда выяснился затяжной характер войны, стремление устроиться как-нибудь, приспособиться где-нибудь побезопаснее стало характерным для огромного большинства этой соли земли. В ход пускались связи и знакомства — и цветущий здоровьем молодой человек объявлялся неизлечимо больным либо незаменимым специалистом в какой-нибудь замысловатой области. Характерным показателем глубокого разложения русского общества было то, что подобного рода поступки не вызывали почти ни у кого презрения и осуждения. Наоборот, общество относилось к таким приспособившимся скорее сочувственно.
Бесчисленные организации Земско-городского союза стали спасительным прибежищем для полутораста тысяч интеллигентных молодых людей, не желавших идти на фронт, щеголявших полувоенной формой и наводнявших собой отдаленные тылы, а в затишье и прифронтовую зону. Эти земгусары имели на армию огромное разлагающее влияние, сообщая части фронтового офицерства и солдатам упадочные настроения тыла, став проводниками ядовитых сплетен, мощным орудием антиправительственной агитации. На это и рассчитывали учредители и возглавители Земгора, которым необходимо было заручиться поддержкой возможно более широких военных кругов в своей борьбе с правительством.
Духовному оскудению сопутствовало падение нравов. Оно наблюдалось во всех воевавших странах, но ни в одной из них не сказалось в таких небывалых размерах, как в России.
Разгулу способствовало обилие денег — излишне высокие оклады военного времени, а главное — непомерная нажива общественных организаций на поставках в армию. Фронт утопал в крови, тыл купался в вине. Хаотическое беженство лета осени 1915 года с его психологией после нас — хоть потоп! и все равно пропадать! тоже способствовало всеобщей деморализации. Но главными растлителями духа были безобразно раздувшиеся организации Земско-городского союза с их сотнями тысяч развращенной мужской и женской молодежи. Общество стремилось забыть о затянувшейся войне. А общественность видела в ней дело прибыльное и экономически и сулившее заманчивые политические возможности.
Война чрезвычайно развратила деревню. Политически и экономически русское крестьянство эволюционировало за три года с 1914-го по 1917 год больше, чем за три поколения с 1861-го по 1914 год.
Материальное благосостояние крестьянства повысилось. Хлеба сеялось меньше, и он был в большой цене. Семьи взятых на войну получали щедрые денежные пособия, превышавшие заработок кормильца. Деревня, отдавая Царю своих сынов, сама богатела — у нее появились городские потребности и городские привычки.
Но этот материальный подъем сопровождался страшным духовным оскудением. Падение религиозного чувства, разврат и рост хулиганства сопровождались развитием бунтарского духа и стяжательских инстинктов. Этот бунтарский дух и стяжательские инстинкты нашли себе удовлетворение в диких разгромах помещичьих усадеб и культурных хозяйств в 1917 году и в расчетливом, бездушном снимании за горсть муки последней рубашки с умиравшего от голода буржуя в 1918–1921 годы.
С каждым месяцем все явственнее сказывалась непомерность напряжения, потребовавшегося от России. Ни политически, ни экономически (экономия вытекает из политики) наше Отечество не было к такому напряжению подготовлено.
Осенний призыв в 1916 году срока 1918 года захватил пятнадцатый миллион землепашцев и кустарей. Поля зарастали бурьяном. Гужевой промысел был парализован — и запасы зерна все труднее становилось подвозить на железную дорогу. В городах, а затем и на фронте все чаще стали случаться нехватки продовольствия. Транспорт неуклонно разваливался. Потеря летом 1915 года стратегической железнодорожной сети оказалась роковой. Обслуживание всех потребностей страны и небывало разросшейся вооруженной силы легло на слабо оборудованную экономическую сеть, которая с этой явно для нее непосильной задачей справлялась все с большими перебоями. Кровеносная система страны была поражена склерозом.
Экономическая структура России резко отличалась от таковой же Центральной и Западной Европы. Там основой ее было заводское производство, у нас же кустарное. Количество лошадиных сил германской промышленности превышало наше в 13 раз, французской — в 10 раз. То, что немцы и французы делали машинным способом, мы должны были делать вручную. А это требовало в несколько раз большего количества рабочих рук в тылу — как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. На Западе человека заменяла машина — в России человека заменить было нечем. Человеческий запас России оказался относительно гораздо меньшим, нежели в союзных или неприятельских странах — в декабре 1916 года был уже объявлен набор срока 1919 года, тогда как во Франции и в Германии еще не был призван срок 1918-го.
Нездоровый мистицизм на самом верху страны, и, как следствие мистицизма, ослепление; интриги в высших слоях, недовольство и раздражение в средних, озлобление на низах — все на фоне непрерывно растущей разрухи, невозможного напряжения и непомерной усталости — такова была картина России в последние месяцы петровской империи."
ИСТОРИЯ РУССКОЙ АРМИИ
Антон Антонович Керсновский
http://vsr.mil.by/2013/02/16/derzhavnyj-gradus-8/
http://pasmi.ru/archive/97846
http://statehistory.ru/books/Vladimir—Ruga_Povsednevnaya-zhizn-Moskvy—Ocherki-gorodskogo-byta-v-period-Pervoy-mirovoy-voyny/10
http://www.oldru.com/army/18.htm
