Версия ОКМО для 174 завода
Зам наркома обороны по вооружениям Тухачевский и его друзья, возглавлявшие АБТУ РККА, с самого начала имели нездоровое желание поставить весь танковый парк на колёсно-гусеничный ход. При этом варианты использования грузовиков и создания мощных трейлеров для перевозки действительно имевших тогда невысокий ходовой ресурс гусеничных танков прорабатывались слабо и не вышли из стадии опытов.
Поскольку основным танком РККА (не в смысле – единственным, а в смысле наиболее многочисленным) должен был стать принятый на вооружение в феврале 1931 года Т-26 – уже в следующем 32-ом начались работы по его переделке в колёсно-гусеничный КТ-26.
Однако полученная в результате тех работ модель военных не удовлетворила. Танк получился тяжёлый – более 10 тонн, и при двигателе мощностью до 90 л.с. он, даже на колёсах, по шоссе развивал скорость не более 40 км/ч. Что, конечно же, никуда не годилось.
(КТ-26)
Таким образом, попытка сделать из Т-26 «общевойсковой» (в прямом смысле слова) танк методом внедрения КГ-хода полностью провалилась. А в своём изначальном виде он «общевойсковым» не был, и быть не мог физически. Термин «общевойсковой», кстати, тогда означал вовсе не то, что все рода войск получат сугубо этот танк, а лишь то, что данная машина способна участвовать в общевойсковой операции, т. е. годится по своим ТТХ для выполнения боевых задач как самостоятельно, так и совместно с пехотой, и с кавалерией, и с танками других классов. Но Т-26 для этого подходил слабо: его не то что оперативные – даже тактические манёвренные возможности были крайне ограниченными.
Его удел – действия совместно с пехотой. В крайнем случае – самостоятельно. Ни крупным механизированным и моторизованным соединениям, ни конно-механизированным группам, ни кавалерии он категорически не подходил. Из всех мехкорпусов Т-26 были исключены в 1935-ом году.
Попытки модернизировать Т-26 практически сразу столкнулись с проблемами слабости силовой установки и недостаточной динамичностью подвески.
Это реалии. А теперь вернёмся к АИ про «Автострадных защитников».
Заключённый в 1935-ом году договор между СССР и Чехословакией открыл для СССР возможность покупки уже отработанных чехами двигателя и прочих агрегатов танка Lt-35.
В РИ этот танк заинтересовал советских специалистов только после участия наших войск, в т. ч. танковых, в гражданской войне в Испании, когда необходимость модернизации Т-26 стала сверхактуальна и потребовала незамедлительной реакции. Но ворочалась РИ бюрократическая машина ещё хуже, чем Т-26, и в СССР образец танка Lt-35 попал только в 1938 году, когда и Т-26 модернизировать уже было поздно и самой Чехословакии наступал кирдык.
Теперь, по условию АИ, предположим, что сами чехи, как никто заинтересованные в том, чтобы РККА пришла к ним на помощь как можно быстрее, предложили нам «потроха» своего танка не позже 36-го – т. е. когда собственно их Lt-35 пошёл в серию.
Понятно, что первостепенной задачей было сделать более экономичную версию БТ – благо он уже колёсно-гусеничный. Но и основной Т-26 нуждался в резком улучшении своих манёвренных качеств. Согласитесь, что толку иметь целые бригады, укомплектованные Т-26, если эти бригады из-за своей ничтожной оперативной мобильности просто не будут никуда успевать? Очень много говорилось критики в адрес включения по танковому батальону Т-26 в состав стрелковых дивизий. И критика эта абсолютно правильная – в стрелковых дивизиях, даже на местах их постоянной дислокации, не было никаких условий для ремонта банальных грузовиков и тракторов «гражданских» типов. Тем более в походе. Обеспечение запчастями и ГСМ они тоже получали по остаточному принципу – только после механизированных частей. В итоге, танки в тех дивизиях просто обречены быть брошенными от банальных поломок, отсутствия ТО, запчастей и ГСМ, частью прямо в парках, частью по пути следования СД в район развёртывания.
Но это со всех точек зрения неправильное решение появилось не от хорошей жизни. Танки пехоте были нужны «здесь и сейчас»! А если даже их свести в бригаду, где эксплуатацию можно поднять на необходимый уровень и придать заранее эту бригаду, скажем стрелковому корпусу, бригада всё равно в 9 случаях из 10 не успеет прийти на помощь стрелковой дивизии, которая в них больше всего нуждается.
ВОВ эту ситуацию продемонстрировала во всей красе! Да, при формировании МК из большинства СД танковые батальоны были изъяты. Но и там, где они ещё сохранились, танки вполне ожидаемо просто растаяли, словно снег летом. А для поддержки избиваемой пехоты командармам приходилось просто раздёргивать свои мехкорпуса, выделяя танковые и моторизованные дивизии для поддержки пехоты на наиболее важных участках обороны. Просто латать ими прорехи в обороне. Но и эта практика провалилась. Танковые дивизии, основу которых составляли Т-26, подтягивались куда им было велено только «к шапочному разбору», когда пехота уже была разбита, а её позиции прорваны. И Т-26 оставалось только попытаться лобовой атакой заткнуть очередную брешь… Умничать, как правило, уже было поздно – топлива ноль, над головой лапотники, в тылу – бардак. В общем, ситуёвина как у «Варяга» – «последний парад наступает». Даже хуже – возвращаться после боя уже некуда. Хорошо, если на этот самый «парад» ещё оставалось чутка горючки в баках! О стратегических результатах таких «парадов» говорить бессмысленно.
Бывало и ещё интереснее. Выдернутая волею командующего фронтом или армией из МК, танковая дивизия попадала на уровень командующего стрелковым корпусом и тот тут же начинал её дербанить на полки, чтоб поддержать все дивизии корпуса разом! А пехотный комдив, в свою очередь, по-хозяйски распределял танки побатальонно своим полкам, не имея при этом возможности обеспечить им вообще никакого техобеспечения и снабжения, как будто танки умеют траву жрать и сами себя чинить, рожая запчасти прямо в поле!
В итоге – танковые войска РККА теряли всякую связь со своими тылами (прощай ТО и топливо!) и просто бесследно растворялись, будучи уничтоженными собственными стратегами, демонстрируя рекордную неэффективность…
Простой пример – 3-й МК ПрибОВО – прилично укомплектованный и до ВОВ ЛУЧШИЙ по уровню боевой подготовки. Его артиллерия «убыла» в учебные лагеря до начала войны – и, как оказалось, навсегда. 5-ю ТД командующий фронтом «изъял» из корпуса 21 июня и переподчинил её непосредственно командующему 11 армией. 22 июня, уже сам командующий армией своей властью «изъял» из всё того же МК 84-ю моторизованную дивизию. В итоге от 3-го МК осталась одна 2-я ТД, которой и пришлось выполнять предвоенный план по нанесению удара по немцам силами… КОРПУСА. И эта 2-я ТД действовала на удивление слаженно и эффективно – ограниченная, впрочем, в этой эффективности не только обстоятельствами, но и ТТХ своих танков. Те же КВ хоть и показали себя с самой лучшей стороны во встречных боях с 6-й ТД 41-го мотокорпуса Рейнгардта, были медлительны и годились только для коротких ударов, после каждого из которых им требовалось ТО. Подвели наших танкистов три типичные для того времени вещи – непрерывные воздушные удары люфтваффе при полном отсутствии наших истребителей, подвоз топлива и боеприпасов (точнее НЕ подвоз) и обход с флангов, в результате которого обременённая малоподвижной техникой дивизия оказалась в мешке без горючего и боеприпасов. Тем не менее, танкисты сумели пешим порядком пробиться к своим и впоследствии составили костяк знаменитой в будущем танковой бригады Ротмистрова, кстати, бывшего начштабом 3 МК.
Но и там, где командарму – доке по части использования механизированных частей (ещё не раздербанившему свои МК или хотя бы не позволившему раздербанить на отдельные батальоны танковые и моторизованные дивизии), спускалась сверху грозная директива о нанесении ударов по противнику силами тех самых МК, как он мог выполнить поставленную задачу, если БТ для выхода на рубеж атаки и сосредоточения требовалось, скажем, полночи, Т-28 или Т-34 – ночь, а Т-26 и КВ – вся ночь и ещё полдня? И что делать командиру МК? Атаковать лишь частью сил, без шансов на успех, или атаковать только когда корпус сосредоточится хотя бы основными силами – но время уже будет безнадёжно упущено? На примере той же 2-й ТД 3-го МК можно наблюдать, как вместо того чтоб в назначенное время и в назначенном месте нанести удар по переправляющимся через Дубиссу немцам, комдиву пришлось выдвинуть вперёд мотострелковый полк с приказом ЗАНЯТЬ ОБОРОНУ и любой ценой держаться, пока танковые полки дивизии не закончат сосредоточение. 252 списочных на 20 июня танка аж шести типов (включая 32 КВ, 19 КВ-2 и 27 Т-28) сосредотачивались мучительно долго, упустили много времени и уже через два дня успешных, в общем-то, боёв, дивизия оказалась в мешке, поскольку оперативную мобильность имела совершенно недостаточную.
Я никогда не мог понять, почему для формирования МК перед войной вообще использовались малоподвижные танки Т-26 и КВ, в принципе для этого не годные!?
Скажете – хорошо рассуждать «задним числом», опираясь на послезнание!? Ни в коем случае! Уже в 1935-ом из МК РККА Т-26 изымались (а средние и тяжёлые в них вообще не включались). Бригады, укомплектованные Т-26, предназначались сугубо для поддержки пехоты. И это было правильно. При этом, учитывая их низкую оперативную мобильность, постоянно поднимался вопрос о повышении «беговых» ТТХ Т-26.
Стопудово какойнить знаток, обожающий назначать виноватых, щас тожественно изречёт: «Это Павлов во всём виноват!».
Вот только на самом деле за Павловым касательно наших предвоенных МК есть только одна доподлинная заслуга – он пробил создание в РККА МОТОРИЗОВАННЫХ дивизий, практически копировавших немецкие танковые (2 мотострелковых полка, один артиллерийский и ОДИН танковый, укомплектованный единственным видом танков – БТ-7 в количестве 258 штук). И это, наверное, ЕДИНСТВЕННЫЙ умный шаг в предвоенной реорганизации наших бронетанковых войск. Ещё тот же Павлов предлагал формировать танковые корпуса из тех же моторизованных дивизий. Но его из АБТУ «ушли» на повышение…
И уже после ухода Павлова на командование округом, были приняты структуры чудовищных ТД и МК. Уже без него было принято постановление о начале формирования тех монструазных МК. Но и тут, надо заметить, ни в ТД, ни в МК наличие Т-26 НЕ предусматривалось! Согласно штатному расписанию, в ТД числились: 63 КВ, 210 Т-34 (батальон тяжёлых и два батальона средних танков в каждом из двух танковых полков дивизии), 48 БТ (разведбат!) и 54 огнемётных танка (на каком шасси, не имеет значения). Про моторизованные дивизии я уже говорил – там должны были быть только БТ-7.
Т. е. то, что для формирования МК массово начали сгонять в них едва ползающие (особенно после «модернизации» 39-го года) Т-26 – заслуга сугубо тех, кто принимал решение на сей счёт в Генштабе РККА. Наверняка люди, принимавшие это решение, исходили из лучших побуждений – Т-26 в ТД и МК, скорее всего, рассматривался как временный, учебный вариант и Павлов к этому уж точно абсолютно никакого отношения даже близко не имеет. Вот только войне уже было абсолютно по барабану, кто и когда допустил эту ошибку. Кстати, не самую трагическую. В том же 3-м МК основу танкового парка составляли БТ-7, которые в атаках были вынуждены ползать со скоростью своих более тяжёлых и неуклюжих товарищей, из-за чего несли огромные неоправданные потери и были вынуждены гибнуть вместе с ними в окружении.
Возвращаясь к мало того что тихоходным, так ещё и жестяным Т-26, ИМХО, большой ошибкой было вообще продолжать производить их после того, как Испания показала никудышные защиту и подвижность.
Но у нас в АИ на дворе ещё пока середина 30-х, и доступ к чешским технологиям открывал большие возможности для модернизации Т-26. Руководствуясь удачным опытом ХПЗ, началась очередная (вторая после КТ-26) попытка сделать «беговую версию» Т-26. Не удивляйтесь и не возмущайтесь, что именно колёсно-гусеничную. В то время руководство АБТУ и лично Тухачевский (который в 35-ом на своём месте, замнаркома по вооружениям, сидел ещё крепко), мечтали сделать колёсно-гусеничными ВСЕ танки РККА от плавающих до средних включительно.
Работу по сотворению КГ версий Т-26 с чешскими движком и агрегатами поручили сразу двум организациям: питерскому ОКМО (особый конструкторско-машиностроительный отдел, курировавший все работы по танкам на ЛКЗ и на 174 з-де, сведённым в СПЕЦМАШТРЕСТ) – организации, имевшей самый богатый опыт по конструированию новых моделей танков, где в то время под руководством Гинзбурга и Симского проектировали безнадёжный по отсутствию серийного двигателя подходящей мощности и несоответствию ТТХ стоимости, «единый» колёсно-гусеничный Т-46.
Ситуация с Т-46 чем-то мне напомнила ситуацию в нашей тогдашней авиации. Авиаконструктора тогда тоже увлекались проектированием боевых самолётов под двигатели, которые серийно не производила наша промышленность.
(Колёсно-гусеничный Т-46)
И КБ ВАММ (Военная Академия Моторизации и Механизации), также увлекавшейся проектированием бронетехники, которой поручили создание предельно лёгкой разведывательно-авангардной, быстроходной версии КГ Т-26.
Эта часть посвящена работе ОКМО.
Новая, усиленная версия Т-26М получила чешскую силовую установку с задним приводом. А вот подвеску использовали и не от Т-26, и не от чехов. Больше всего она напоминала подвеску от опытного КТ-26 (или чешского же Lt-38) – 4 опорных катка на борт от БТ были сблокированы попарно на листовых рессорах и обеспечивали приемлемую динамику (правда, у КТ-26 такая пара была лишь одна – задняя, поскольку танк имел всего три пары катков – передняя управляемая).
С чешским двигателем мощностью 120 л.с. (производство которых планировали оперативно развернуть на двигательном подразделении з-да №174 им. Ворошилова – где производили Т-26) и новой подвеской, появилась возможность существенно усилить бронезащиту основного танка РККА.
Если прежде пределом для Т-26 считалась броня в 15 мм (верт. корпуса и башни), то теперь лобовую вертикальную деталь корпуса и толщину брони башни довели до 25 мм! Причём башню украсили командирской башенкой чешской конструкции с чешской же оптикой. Борт-корма корпуса – 20 мм. (О такой бронезащите для Т-26 в РИ мечтать начали только после Испании!) А для пущего повышения бронестойкости корпуса и башни, большинство бронеплит установили с наклоном (как на последней версии Т-26 обр. 1939 года). В общем, сделали всё, чтоб лобовая проекция танка выдерживала обстрел из немецкой 37-мм ПТП с дистанции 500 м и более, а боковая не пробивалась с тех же дистанций, но уже из 20-мм танковой пушки немецкого Pz-II, крупнокалиберных пулемётов и противотанковых ружей пехоты.
Поскольку командование настоятельно требовало, чтоб обновлённый Т-26М стал именно колёсно-гусеничным, конструктора пошли на небольшую хитрость. Они «креативно» использовали идею синхронизации хода от танка ПТ-1. Теперь танк мог двигаться хоть на гусеницах, хоть на колёсах (привод передавался на две задние пары катков), хоть имея гусеницу с одного только борта, а с другого колёса. Синхронизатор позволял двигаться в любом режиме. И при любом режиме поворот машины Т-26М осуществлялся по-гусеничному – притормаживанием либо гусеницы, либо всех колёс одного борта. Поворотных управляемых колёс, в отличие от того же ПТ-1, танк не имел. (ПТ-1 использовал такой режим только для движения в случае потери одной из гусянок).
(Колёсно-гусеничный «танк особого назначения» ПТ-1. Имел привод на три пары колёс и синхронизатор хода при потере одной из гусениц. Передняя и задняя пары управляемые)
Понятно, что такая схема вела к усиленному износу резиновых бандажей катков, но конструктора и не скрывали, что колёсный ход вторичен и использоваться должен только на приличных дорогах, и только когда скорость передвижения имеет принципиальное значение. На случай же дальних перегонов по дорогам с твёрдым покрытием – наиболее беспощадным к резиновым бандажам, предусмотрели возможность их быстрой замены на запасные.
(Лёгкий пехотный колёсно-гусеничный танк Т-26М)
Практически одновременно с созданием основного танка АБТУ подняло вопрос о его артиллерийской модификации, вооружённой трёхдюймовой пушкой.
Такой танк сделали очень быстро – лишь заменив штатную башню на старую, тонкобронную, цилиндрическую от Т-26-4. На первое время решили, что и такая сойдёт: в конце-концов, арттанк – это не штурмовое орудие, а лишь башенная САУ артподдержки.
(Лёгкий пехотный колёсно-гусеничный танк артподдержки Т-26МА)
Эта «сладкая парочка» успешно прошла испытания по ускоренной программе и уже в начале 1937 года была принята на вооружение, сменив на конвейере устаревший Т-26. Причём серийные машины выпускались уже с двигателем, форсированным до 150 л.с.
После такой модернизации, бригады Т-26М уже могли вовремя прибывать к месту действия и эффективно поддерживать пехоту, неся при этом меньшие потери, благодаря усиленной бронезащите и лучшей манёвренности.
И всё же… главной изюминкой Т-26М было то, что его ещё можно было модернизировать в любом направлении! Особенно при полном отказе от колёсного хода. Усиливать подвеску, наращивать бронезащиту, совершенствовать вооружение, увеличивать мощность двигателя вплоть до замены карбюраторного «чеха» на отечественный дизель большей мощности..
Ну, вот примерно в таком виде он подойдёт к рубежу 30-40-х.
Двигатель – дизель 250–300 л.с. Трёхдюймовая пушка Л-10. Башня сварная из литых частей (технология Т-111). Бронезащита 40–35 мм. Подвеска – хоть прежняя, на листовых полуэллиптических рессорах, хоть на торсионах. Конечно, если от колёсного хода мы отказываемся, гусянки нужны другие, лучше с цевочным зацеплением. А если нет – катки вместо бэтэшных придётся заимствовать более прочные, от Т-29.
Я бы, конечно, от колёсного хода отказался, и гусли поставил поширше. Танк пехотный – ему проходимость хорошая нужна.
(Использованный в статье «зоопарк» в одном масштабе: чешский Lt-35, Т-26, БТ-7А, Т-26М, Т-26МА и Т-26М2)
