Содержание:
В 1777-79 годах состоялось, пожалуй, самое эпичное морское крейсерство молодого американского флота. Закончилось оно знаменитым боем Поля Джонса — речь о сражении между фрегатами «Бономм Ричард» и «Серапис».
«Мир не знал таких наглых и высокомерных людей»
Сражение это имеет длинную предысторию, которая явно была бы небезынтересна читателю, желающему разобраться в планах и действиях Континентального флота. Посему с тысячами извинений за обильное цитирование предоставим слово капитану, а в будущем — первому американскому адмиралу — Джону Полу Джонсу:
5 февраля 1777 года я получил секретное распоряжение Континентального Конгресса, которое имело несколько целей. Во-первых, мне надо было напасть на остров Сент-Кристофер и взять с него контрибуцию; потом я должен был то же самое проделать на северном берегу Ямайки и далее проследовать к Пенсаколе, которую я должен был атаковать и захватить. Сам проект был задуман мной ещё в 1776 году, я поделился им с господином Моррисом, который позже стал министром финансов, но зависть предыдущего командующего Континентальным флотом Айзека Хопкинса не позволила реализовать этот проект ранее и поставила под угрозу всё предприятие.
Хопкинса сняли осенью 1776 года, моему проекту дали «зелёный свет», маленькая эскадра, которой мне предстояло командовать, состояла из 30-пушечного фрегата «Альфред», 28-пушечного фрегата «Коламбус», 14-пушечного брига «Кабот», 14-пушечной бригантины «Хэмптден» и 12-пушечной шхуны «Провиденс». Подчинённый мне отряд уже был готов выйти в море, однако начавшийся сезон штормов побудил Конгресс отложить мой вояж, и я получил приказание от Секретного Комитета сесть со всем своим офицерским составом на борт судна «Амфитрита», стоящего в Портсмуте (Нью-Хемпшир) и отправляющегося во Францию. Мы должны были достичь Франции, оттуда перебраться в Голландию, где принять на службу США только что построенный там 36-пушечный фрегат «Эндиен» (l‘Indienne, Индианка).
Однако капитан «Амфитриты» отказался принимать нас на борт, поэтому Конгресс предложил мне укомплектовать и вывести в море 18-пушечный шлюп «Рейнджер», дойти до Франции, оттуда до Голландии, принять «Эндиен», а «Рейнджер» использовать в качестве эскорта. Я вышел в море летом 1777 года и отплыл в Нант, куда прибыл 2 декабря 1777 года не без приключений: по пути я атаковал британский конвой, который сопровождал 74-пушечный линкор «Инвизибл». Подняв флаг Св. Георгия, я не спеша продефилировал мимо линейного корабля, зашёл за первую линию торговых судов и, сменив английский флаг на американский, высадил призовые команды сразу на два купеческих судна, которые и увёл с собою безо всякого для себя ущерба.
В течение января 1778 года я мотался между Нантом и Парижем, чтобы согласовать с нашими дипломатами достройку и оборудование «Эндиена». К тому времени новости о победе под Саратогой побудили французский двор признать независимость Америки и подписать соглашение о союзе, а английский посол в Гааге, выкрав документы у одного из представителей Конгресса, обнаружил, что «Эндиен» строится для США, и поднял большой скандал. В результате наши дипломаты решили, что самый благоразумный способ сохранить фрегат — это переуступить его французскому королю (His Most Christian Majesty).
Мне же пришлось возвратиться в Нант, на «Рейнджер», где я получил данные относительно базирования и сил британского флота в Америке. В тот же день я написал Сайласу Дину детальный план относительно возможной экспедиции французов к берегам Америки. Я отмечал, что даже эскадра из 10 линейных кораблей, некоторого количества фрегатов и сухопутных войск может полностью сломить английскую морскую мощь у наших берегов, прежде чем англичане получат подмогу из метрополии.
Стоит отметить, что у Франции тогда было 30 кораблей, и если бы отряд из 10 кораблей был немедленно выведен в море из Бреста, у англичан просто не было бы шансов, их флот у берегов Америки был бы разбит, а лорда Хоу взяли бы в плен в Делавэре. Главной задачей было успеть привести французский флот до подхода британской эскадры Байрона, чтобы совместно с армией Вашингтона захватить Нью-Йорк, взять в плен английские войска в Соединённых Штатах и заманить в ловушку ничего не подозревающего Байрона.
Надо сказать, что мой план был принят, но французы совершили фатальную ошибку — они послали свой отряд через три месяца, и не из Бреста, а из Тулона, что дало ещё месяц задержки, и в результате вместо быстрого выигрыша войны небольшими силами в течение одной кампании получилось длинное, кровопролитное и дорогое противостояние, в которое оказались вовлечены Франция, Испания, Голландия и Ост-Индия.
Тем временем я сопровождал торговые суда, идущие в Америку, до залива Киберон, где должен был далее отдать их на попечение эскадре мессира де Ламот-Пике, командовавшего 5 линейными кораблями и несколькими фрегатами, который бы сопровождал их дальше до мыса Финистерре. Я достиг точки рандеву 13 февраля 1778 года, приветствовал Ламот-Пике пушечными залпами, на что этот доблестный офицер так же ответил мне салютом. На тот момент ни он, ни я не знали, что союз между Францией и Америкой подписан за семь дней до этого. Я льщу себя надеждой, что это был первый в истории салют в честь американского флага от военной эскадры, что позже породило большие дебаты в Парламенте Англии.
Напомню — ещё в феврале 1776 года английский Парламент принял закон, рассматривавший любое американское вооруженное судно в море как корабль мятежников, пиратов, предателей. Этот закон более, чем что-либо другое, сделал меня противником Великобритании, ведь никогда ещё в истории мир не знал таких наглых и высокомерных людей, которые считали, что море и морская торговля принадлежат только им. Если на суше с началом войны в Америке изредка происходили обмены военнопленными между генералом Вашингтоном и английскими командующими, то на море на требования обмена Лондон честно закрывал глаза. Англичане решили, что жестокость и страх — самые лучшие их союзники на море.
Многих американских моряков они бросили в свои тюрьмы, где в течение пяти лет их регулярно морили голодом и избивали, часть колонистов продали в рабство африканским царькам, некоторых — отвезли в Индию на каторжные работы. При этом американцам постоянно предлагали выбор — либо тюрьма или каторга, либо служба в Royal Navy. К чести моих соплеменников, абсолютное большинство из них выбрали мучения и лишения, отказавшись служить англичанам.
«Леди без вопросов отдали драгоценности»
И вновь — Джонс:
В праведном гневе я решил помочь плененным американским морякам и заставить британцев облегчить их участь, а также наказать сынов Туманного Альбиона за их варварские действия. Я предложил американским дипломатам в Париже провести рейд у английских берегов и захватить сколько возможно… нет, не пленных, а заложников, которые могли бы быть обменены на американцев или, по крайней мере, гарантировали бы хоть какое-то человечное обращение с американскими моряками в плену. Французский командующий флотом д’Орвилье, которому я сообщил о своих намерениях, предложил мне выдать патент капитана французского флота, чтобы я, если столкнусь с превосходящими силами англичан, мог бы рассчитывать на свою участь как военнопленного, а не пирата, пойманного на месте преступления. Я отказался, поскольку посчитал, что если я формально перейду на службу Франции, тем самым я изменю Америке.
Я вышел из Бреста, двинулся к Ирландскому морю, у Каррикфергуса я захватил рыбацкую лодку с шестью пайлотами, знающими местные воды, и обнаружил 20-пушечный британский шлюп «Дрейк», крейсировавший на подходе к гавани. Я решил захватить его ночью врасплох и заставил рыбаков провести незаметно «Рейнджера» к противнику. Однако один из пайлотов выпил слишком много бренди и отдал приказ бросить якорь в самый неудобный момент, когда мы были рядом с английским кораблём. Тот, без сомнения, заметил нас и мог поднять тревогу, поэтому самым разумным было вернуться к Ла-Маншу.
Однако начался шторм, который продолжался три дня — мой корабль получил некоторые повреждения. Непогода развела нас с противником, и я решил ещё раз подойти к берегам Англии. Этот план очень встревожил моих офицеров, и вместо того, чтобы воодушевить экипаж на свершение подвигов, они стали подстрекать команду к неповиновению.
На тот момент я был недалеко от Уайтхэвена, в котором стояло до 400 мелких судов, от 25-тонных и меньше. Согласно моему плану «Рейнджер» должен был атаковать корабли во время отлива, когда они были бы ограничены в манёвре. Для этого я хотел предварительно высадиться ночью с небольшим отрядом и захватить сторожевую башню, где стояли тяжёлые орудия. Два моих лейтенанта откровенно испугались, но стесняясь сказать об истинных причинах отказа, сослались на усталость. Решив подать пример, я сказал, что буду лично командовать отрядом. С большим трудом я набрал 30 добровольцев, и в 23.00 мы на лодке погребли к Уайтхэвену, однако отлив оказался столь сильным, что мы не смогли достичь берега до рассвета. Тогда я послал маленькую лодку к судам с тем, чтобы поджечь их, в то время как я с остальными добровольцами высадился бы на южном моле, чтобы овладеть фортом и батареей. Мы высадились рано утром и захватили башню без сопротивления, поскольку караул ушёл в свои сторожки погреться. 36 пушек были захвачены без единого выстрела! В этот момент вернулась вторая лодка, с которой сообщили, что отказались от поджога английских судов, поскольку услышали какие-то шумы, существовавшие, скорее всего, только в их воображении, и опасались попасть в плен.
Поскольку уже было 8 утра и жители начали собираться в порту, я приказал сжечь суда хотя бы у южного мола. Мои люди начали стрелять по кораблям из пушек, а с двух лодок полетели факелы в близлежащие суда. Далее мы заклепали часть пушек и погрузились на лодки. Англичане открыли по нам огонь из мушкетов, когда мы изо всех сил гребли к своему кораблю.
Уже когда мы находились недалеко от «Рейнджера», по нам открыли огонь из пушек. Я приказал ответить из кугурновских мортирок, которые были установлены на наших лодках. Этот залп вызвал настоящую панику среди жителей, и мы могли наблюдать, как люди беспорядочно бегают по пирсу и в порту горят торговые суда.
Далее я взял курс к побережью Шотландии. Я планировал захватить графа Селкирка и взять его в заложники, чтобы либо обменять его позже на пленных американских моряков, либо угрожать расправой, если англичане не облегчат условия содержания американцев в тюрьмах.
Когда я высадился недалеко от его поместья и начал расспросы, выдавая себя за англичанина, местные жители сообщили, что граф находится в Лондоне, а в замке — только его жена и несколько её приятельниц. Это заставило меня вернуться на «Рейнджер», поскольку с женщинами не воюют. К тому же, попробуй я захватить миссис Селкирк и других женщин в заложники, я не был уверен, что низменные инстинкты моих моряков не возьмут верх над разумом. Хотя мои моряки настаивали на том, что нужно разграбить и сжечь окрестности, я запретил подобное поведение. Чтобы удовлетворить алчность моих людей, я предложил проникнуть в замок и вежливо потребовать всё фамильное серебро Селкирков. Я и мои люди появились в замке прямо во время трапезы. Надо сказать, что леди держались с достоинством и без вопросов отдали всё серебро и драгоценности. Леди Селкирк была столь любезна, что даже пригласила нас отобедать у неё, однако я решил, что нам надо поскорее вернуться на корабль.
24 апреля я вернулся к Каррикфергусу, дабы ещё раз попытаться захватить «Дрейк». Спешно мы замаскировали «Рейнджер» под торговое судно, прикрыв пушки и навалив на верхней палубе разной дряни и одевшись в грязные робы. Вперёдсмотрящие с «Дрейка» были обмануты нашим видом, а сам корабль мы, сблизившись, обстреляли из пушек и мушкетов и захватили на абордаж. Потери у англичан были очень тяжёлыми: 42 человека убитыми и ранеными, среди них — капитан и первый лейтенант. Шестерых пленных рыбаков я отпустил, компенсировав им услуги английским золотом, а сам с двумя призами и 123 пленными англичанами двинулся в Брест, которого достиг 7 мая.
Всего за крейсерство я взял 200 военнопленных. Серебро леди Селкирк мы поделили, но для себя я решил вернуть ей всю стоимость награбленного. И каждый раз часть от своей доли в захватах я тратил на это благое дело. Кроме того, я отправил леди письмо, в котором описал, что побудило меня к действиям, подобным пиратским, и что они, эти действия, были лишь вынужденными, поскольку я не знал, как по-другому могу наказать Англию. Копию этого письма я послал британскому министру почтой, чтобы он мог донести до Парламента, что последний может обменять «американских предателей, пиратов и мятежников» на своих военнопленных, находящихся на данный момент во Франции.
Граф д’Орвилье получил детальный отчёт о моём вояже и отослал его мистеру Франклину, который сообщил, что Его Величество хотел бы принять меня в Версале. Король предполагал нанять меня для выполнения секретных операций, дать мне «Эндиен» и другие фрегаты, погрузить на них войска, дабы я произвёл высадку в Англии.
В результате на приём я попал только к морскому министру Сартину, который принял меня с большой помпой, дал множество обещаний, сообщил, что принц Нассау-Зиген уже послан в Голландию, дабы принять под французское командование «Эндиен», но сообщил, что проект высадки десанта под моим началом пока откладывается — Франция ещё не объявила войну Англии, несмотря на инцидент с фрегатом «Бель-Пуль».
Чуть позже пришли вести от Нассау-Зигена. Тот сообщал, что «Эндиен» достроен, однако голландцы категорически против его вооружения на голландских верфях. Продажа задерживается. Поэтому я вернулся на «Рейнджер», но при этом получил разрешение использовать французские порты в качестве базы.
«Одна группа жуликов наблюдала за второй…»
Джонсу, что называется, не сиделось:
Я выдвинул ещё несколько планов, среди которых: экспедиция в Гвинейский залив, дабы ударить по английской работорговле между Африкой и Америкой; атака британской морской торговли в Гудзоновом заливе и у Ньюфаундленда; нападение на британские корабли в Балтийском море.
Последнее предложение более всего заинтересовало французов, которые к тому времени уже объявили войну Англии. Но когда я прибыл в Брест, командование эскадрой для Балтики было отдано французскому офицеру. Надо сказать, что это решение позже оказалось неоправданным. Фрегат французов вышел из Сен-Мало, был послан к Зундам, однако действовал слишком осторожно и неуверенно и без успеха возвратился в Брест.
Итак, после того как мои планы потерпели неудачу, я был в некоторой растерянности, когда граф д’Орвилье в начале декабря 1778 года пригласил меня в Лорьян, где французская Ост-Индская компания продавала свои корабли. Часть из них можно было переделать в военные, и более всего меня заинтересовал фрегат ОИК «Маршал де Брольи», на который вполне можно было установить после некоторых работ 64 пушки. Я попросил купить для меня именно этот фрегат, однако прошло ещё долгих два месяца, пока французы наконец приняли решение.
Моё вынужденное бездействие начинало бесить меня, вот уже девять месяцев я просто болтался по Европе и не выходил в море, к тому же — не видел конца этой неприятной ситуации. Я уже был настроен возвратиться в Америку, если мне не дадут корабля, и как раз вспоминал слова Франклина (которого во Франции прозвали «добряк Ричард»): «Если вы хотите, чтобы ваши дела сдвинулись с места — придите ко мне сами ну или пришлите кого-то», и я написал ему, что если французы выделят мне корабль, я назову его «Добряк Ричард»(Bonhomme Richard).
И вот на очередной встрече с Сартином последний предложил мне взять под команду «Бономм Ричард», а также добавить к нему 3-4 фрегата с 500 солдатами Ирландского полка. Проблема была в том, что я не мог найти достаточного числа американских моряков для нового корабля в Европе, поэтому вместо «Маршала де Брольи» получил под командование старый фрегат ОИК «Дюк де Дюра», сделавший уже четыре рейса в Индию, который находился в очень плохом состоянии. Мне было обещано, что как только «Эндиен» будет получен, я заберу его, «Дюк де Дюра» рассматривался как временный вариант. Верный своему слову, я переименовал фрегат в «Бономм Ричард».
Мне очень помог в моём начинании французский поверенный в Англии монсеньор Гарнье, который провёл переговоры с Сартином относительно моей небольшой эскадры, которой я должен буду командовать. Грубо говоря, я получил карт-бланш.
Теперь мне предстояло вооружить «Бономм Ричард», но в Лорьяне не было нужных пушек, поэтому я перешел в Бордо, а оттуда — в Ангулем, где заключил контракт на поставку пушек, которые мне были необходимы. После возвращения в Лорьян я завербовал 30 американских моряков, обмененных в Англии на моих военнопленных, а в Нанте меня ждало письмо от маркиза Лафайета, который горел желанием присоединиться к моей экспедиции и даже получил от короля некоторое количество солдат для этого. Я прибыл ко двору, дабы получить последние наставления, и каково же было мое удивление, когда я узнал, что должен буду поделиться властью с Лафайетом. В принципе, я был уверен, что мы могли бы составить хороший тандем, но больше всего меня поразило, что специальный уполномоченный в подробностях знал все детали моей секретной миссии.
В это время в Нанте спешно вооружались 32-пушечный приватир «Паллас» (с пушками не более 8-фунтовых) и 12-пушечный бриг «Венжеанс» с трёхфунтовками. Оба этих судна были бывшими торговыми и не строились изначально для военных действий. Они присоединились к «Бономм Ричард» в Лорьяне так же, как и 18-пушечный куттер «Серф», захваченный ранее у англичан. Кроме того, французами был только что спущен на воду фрегат «Альянс», подаренный Соединённым Штатам.
Поставка же пушек на «Бономм Ричард» задерживалась, поэтому он был вооружён в основном 12-фунтовками, кроме того, на верхней палубе я установил шесть 18-фунтовок, после чего количество орудий на моем корабле возросло с 34 до 40.
Набрать достаточное количество американских моряков я не смог, поэтому решил пополнить команду английскими военнопленными во Франции — чаще всего рыбаками или контрабандистами. Морские пехотинцы же были набраны из числа местных французских крестьян. Таким образом, получилось, что у моего корабля был один из самых худших экипажей, который можно было отыскать в целом мире.
Я очень рассчитывал на маркиза Лафайета и его солдат, однако получил от него письмо, что король приказал ему присоединиться к своему полку и оставить мысли о крейсерствах. Также было нарушено и обещание перебросить мне 500 ирландцев и выделить брандеры. Таким образом, планы моего набега на Ливерпуль — второй по величине город Англии — развеялись как дым.
Вместо этого я получил приказ сопроводить из Лорьяна в Бордо большой конвой торговых кораблей, после чего мне предписывалось следовать в Бискайский залив и атаковать английские суда. Потом я должен был вернуться в Лорьян и ждать дальнейших распоряжений.
Начало этого похода получилось обескураживающим — «Бономм Ричард» и «Альянс» столкнулись друг с другом и получили повреждения. Я был взбешён этим инцидентом и разжаловал вахтенных офицеров в матросы. Во время похода мы обнаружили несколько английских судов и пытались преследовать их, но догнать не смогли. Как-то утром я увидел три фрегата мсье де Ла Туша, я предполагал, что они вот-вот вступят в бой с англичанами, и хотел нагнать их, но без успеха.
Несколько дней спустя в виду острова де Гроа в тумане меня обнаружили два фрегата, которые начали погоню за «Бономм Ричардом». Я приготовился к сражению, но это оказались корабли де Ла Туша. Я последовал за ними, поставив все паруса. Однако уже к концу дня они, обладая большей скоростью, просто скрылись из поля зрения.
Пока «Бономм Ричард» и «Альянс» ремонтировались в Лорьяне, я послал «Паллас», «Венжеанс» и «Серф» крейсировать в различных районах Бискайского залива в надежде захватить хоть какие-то призы.
Хотя новые партии американских моряков, освобождённых из плена, достигли Нанта, мне не выделили для пополнения команд и десятка человек. Пока же при нехватке денег и настороженности французов я смог всего лишь разделить экипаж надвое, внушив каждой из двух групп подозрительность к сопредельной. В результате одна группа жуликов с большим вниманием и рвением наблюдала за второй группой жуликов, и только поэтому мой фрегат не растащили и не пропили прямо на стоянке…
Как мы видим, деятельность Джона Поля Джонса была весьма активной, но не всегда эффективной. Его амбициозные планы то и дело срывались. Причём не столько из-за активного противодействия противника, сколько из-за слабой дисциплины у американских команд и отсутствия согласованности с французскими союзниками. Остаётся только удивляться тому, что несмотря на перечисленные трудности, Джон Поль Джонс продолжал свои крейсерские операции. К чему это приведёт, мы увидим уже в следующей части нашего материала.
источник: https://fitzroymag.com/right-place/familnoe-serebro-selkirkov/