Император Рыцарь
Доброго времени суток, дорогие друзья!
Начинаю публикацию статей по альтернативному развитию русской истории в 1799-1856 годах, обусловленному иной личностью императора Николая I.
В ходе работы над статьей, посвященной Королевскому Флоту Испании в проекте «Viva España!», для которого предусматривалась экстренное приобретение кораблей у Российской Империи в 1897 году, а также ранее – над альтернативой «Третий Рим» Николая Александровича Романова, столкнулся с непреодолимыми трудностями получить корабли с требуемыми характеристиками при внесении изменений в русскую историю начиная с 1881 года.
В статье уважаемого коллеги Артура Винтовые линейные корабли типа «Победа» встретил интересную идею о другом Николае I. Но в своем проекте предполагаю рассмотреть альтернативный вариант развития истории, связанный не с влиянием на императора других, а благодаря изменениям условий формирования личности будущего самодержца и соответственно его влияния на ход истории. При рассмотрении исторических событий максимально будут учтены реальные условия, исторические личности и существовавшие проекты. Но действия будут отличаться другими решениями императора.
Во введении к проекту будут отражены оценки личности Николая I современниками и историками и вскрыты факторы и события, оказавшие влияние на формирование личности будущего императора.
Содержание:
Введение
Одной из выдающихся и противоречивых личностей в русской истории, наряду с императором Павлом I, является его сын, император Николай I. До настоящего времени отечественные и зарубежные историки не пришли к единству взглядов на итоги его правления Российской Империей (1825-1855).
О личности Николая Павловича встречаются абсолютно диаметральные оценки как современников, так и историков: от восторженных до крайне негативных. Вполне возможно, что это обусловлено мировоззрением и взглядами самих авторов. Как правило сторонники консерватизма, патриотизма, первенства интересов государства над отдельной личностью дают в основном положительные оценки его деятельности. С другой стороны, приверженцы либерализма, личных свобод и общечеловеческих ценностей подвергают Николая I и его правление резкой критике.
Вместе с тем, при детальном изучении истории Российской Империи в 1825-1855 годах возникает впечатление некоторой незавершенности, в том числе во внешней и внутренней политике, экономике (решении крестьянского вопроса, индустриализации и строительстве железных дорог), военном деле (реформировании армии и флота, перевооружении, развитии военного искусства, достижений целей войн). При этом, при наличии объективных предпосылок и разработанных проектов, многие проблемы не были решены из-за личных предубеждений самодержца.
В данной альтернативе будет предпринята попытка проанализировать факторы, повлиявшие на формирование личности императора Николая I, и представить, как бы развивалась история Российской Империи, если благодаря ряду возможных, но не произошедших в реальной истории, событий будущий император великий князь Николай Павлович получил иные личные переживания, воспитание и образование, и как это могло повлиять на формирование его личности, дальнейшую деятельность и принятие решений, а также на выбор соратников и назначение реальных исторических личностей на государственные и военные посты.
После рождения внука императрица Екатерина II называла его «рыцарь Николай». «Этот «рыцарь Николай» сделался 14-го декабря 1825 года императором Николаем и оправдал своею жизнью и царствованием предсказание Екатерины: действительно Николай Павлович жил и умер рыцарем»[1]. Поэтому данная альтернатива получила название «Император Рыцарь» (лат. Imperator Eques).
Памятник Николаю Первому в Санкт-Петербурге
Оценки современников и историков
О Николае Павловиче было оставлено много воспоминаний, написано биографических трудов и исторических исследований.
Эпоха Николая I наиболее обстоятельно, с опорой на документы и воспоминания современников, отражена в книге Николая Карловича Шильдера (1842–1902), знаменитого русского историка, генерал-лейтенанта, участника русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Будучи директором Императорской публичной библиотеки, Н.К. Шильдер имел прямой доступ к уникальным документам и ценнейшим архивным материалам, что позволило ему создать талантливый, добросовестный и беспристрастный труд о жизни и царствовании императора Николая Павловича. Биография Николая I осталась неоконченной, над ней Шильдер работал последние годы жизни, но успел собрать и обработать лишь материал, охватывающий период от рождения императора до подавления польского восстания 1831 года. Согласно желанию Николая Карловича, высказанному им незадолго до кончины, рукопись была подготовлена к печати редактором «Исторического вестника» Сергеем Николаевичем Шубинским и была издана в двух томах под названием «Император Николай Первый. Его жизнь и царствование» в 1903 году в Санкт-Петербурге в типографии А.С. Суворина. В дальнейшем, основой для описания биографии Великого князя Николая Павловича будет являться именно его труд.
Николай Карлович Шильдер дал юному Великому князю Николаю Павловичу такую характеристику: «Настойчивость, стремление повелевать, сердечная доброта, страсть ко всему военному, особенная любовь к строительному инженерному искусству, дух товарищества, выразившийся в позднейшее время, уже по воцарении, в непоколебимой верности союзам, несмотря на вероломство союзников…»[2].
Некоторые авторы именуют Николая I «рыцарем самодержавия»: он твёрдо защищал его устои и пресекал попытки изменить существующий строй, невзирая на революции в Европе. После подавления восстания декабристов развернул в стране масштабные мероприятия по искоренению «революционной заразы».
Николай I, сознавая необходимость реформ, считал их проведение делом длительным и осторожным. Он смотрел на подчинённое ему государство, как инженер смотрит на сложный, но детерминированный в своём функционировании механизм, в котором всё взаимосвязано и надёжность одной детали обеспечивает правильную работу других. Идеалом общественного устройства была полностью регламентированная уставами армейская жизнь: «Порядок, строгая, безусловная законность, никакого всезнайства и противоречия, всё вытекает одно из другого; никто не приказывает, прежде чем сам не научится повиноваться; никто без законного обоснования не становится впереди другого; все подчиняются одной определённой цели, всё имеет своё предназначение»[3].
Василий Осипович Ключевский (1841-1911), русский историк, профессор Московского университета, ординарный академик Императорской Санкт-Петербургской академии наук по истории и древностям русским, председатель Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете дал такую характеристику политики Николая I: «Николай поставил себе задачей ничего не переменять, не вводить ничего нового в основаниях, а только поддерживать существующий порядок, восполнять пробелы, чинить обнаружившиеся ветхости помощью практического законодательства и все это делать без всякого участия общества, даже с подавлением общественной самостоятельности, одними правительственными средствами. Но он не снял с очереди тех жгучих вопросов, которые были поставлены в прежнее царствование, и, кажется, понимал их жгучесть ещё сильнее, чем его предшественник»[4].
В свою очередь Андрей Медардович Зайончковский (1862-1926), русский военный историк и теоретик, генерал от инфантерии, в своем масштабном военно-историческом труде «Восточная война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой» описал личность императора Николая I и его правление следующим образом: «В течение почти тридцатилетнего царствования этого государя Европа видела в нем могущественного представителя и защитника установившейся системы общественной и политической жизни народов, а шестидесятимиллионная Российская Империя как бы всецело воплощалась в особе своего монарха. Непреклонная воля, рыцарский характер, твердость убеждений, любовь к своему государству и желание возвеличить Россию во внутреннем и внешнем отношениях на выработанных государем основаниях – инстинктивно давали каждому чувствовать, что император Николай Павлович не уклонится от избранного пути, с чем нельзя было не считаться. В его лице западноевропейские державы видели либо вернейшего союзника, либо неумолимого врага; представители разных партий одинаково сильно его ненавидели или почитали, но и те и другие бесспорно в равной мере его боялись»[5].
Анна Фёдоровна Тютчева (1829-1889), фрейлина Высочайшего двора, мемуарист и общественный деятель, в своём дневнике отметила, что Николай I был прежде всего фанатично убеждён в том, что является божьим избранником, которому управление страной и народом было вверено самим Богом: «… всё дышало в нём земным божеством, всемогущим повелителем, всё отражало его незыблемое убеждение в своём призвании. Никогда этот человек не испытал тени сомнения в своей власти или в законности её. <…> он с глубоким убеждением и верою совмещал в своём лице роль кумира и великого жреца этой религии».
Своей священной миссией, по мнению Анны Тютчевой, Николай I считал защиту святой Руси от посягательств рационализма и либеральных стремлений века. «Как у всякого фанатика, умственный кругозор его был поразительно ограничен его нравственными убеждениями. Он не хотел и даже не мог допустить ничего, что стояло бы вне особого строя понятий, из которых он создал себе культ. Повсюду вокруг него в Европе под веянием новых идей зарождался новый мир, но этот мир индивидуальной свободы и свободного индивидуализма представлялся ему во всех своих проявлениях лишь преступной и чудовищной ересью, которую он был призван побороть, подавить, искоренить во что бы то ни стало, и он преследовал её не только без угрызения совести, но со спокойным и пламенным сознанием исполнения долга. <…> Николай I был Дон-Кихотом самодержавия, Дон-Кихотом страшным и зловредным, потому что обладал всемогуществом, позволявшим ему подчинять всё своей фантастической и устарелой теории и попирать ногами самые законные стремления и права своего века. <…> Отсюда в исходе его царствования всеобщее оцепенение умов, глубокая деморализация всех разрядов чиновничества, безвыходная инертность народа в целом».
Тютчева пишет, что Николай I, соединявший в себе рыцарский характер редкого благородства и честности с великодушной душою, работавший по восемнадцать часов в сутки, «чистосердечно и искренно верил, что в состоянии всё видеть своими глазами, всё слышать своими ушами, всё регламентировать по своему разумению, всё преобразовать своею волею. В результате он лишь нагромоздил вокруг своей бесконтрольной власти груду колоссальных злоупотреблений». По мнению Тютчевой, Николай I был для России в течение своего 30-летнего царствования «тираном и деспотом, систематически душившим в управляемой им стране всякое проявление инициативы и жизни».
Подводя итог царствования Николая I, Тютчева вспоминает: «В короткий срок полутора лет несчастный император увидел, как под ним рушились подмостки того иллюзорного величия, на которые он воображал, что поднял Россию. И тем не менее именно среди кризиса последней катастрофы блестяще выявилось истинное величие этого человека. Он ошибался, но ошибался честно, и, когда был вынужден признать свою ошибку и пагубные последствия её для России, которую он любил выше всего, его сердце разбилось и он умер»[6].
Барон Николай Егорович Врангель (1847-1923), мировой судья и предприниматель так писал об отношении к Николаю I: «Подкупом и страхом всегда и везде всё достигается, всё, даже бессмертие. Николая Павловича современники его не «боготворили», как во время его царствования было принято выражаться, а боялись. Необожание, небоготворение было бы, вероятно, признано государственным преступлением. И постепенно это заказное чувство, необходимая гарантия личной безопасности, вошло в плоть и кровь современников и затем было привито и их детям и внукам»[7].
Некоторые современники писали о его деспотизме. Вместе с тем, как указывают историки, казнь пяти декабристов была единственной казнью за все тридцать лет царствования Николая I, в то время как, например, при Петре I казни исчислялись тысячами, а при Александре II – сотнями. И хотя более сорока тысяч человек погибло во время подавления польского восстания и ещё больше погибло во время войн на Кавказе – пытки в отношении политических заключённых при Николае I не применялись. Даже критически относящиеся к Николаю I историки не упоминают о каком-либо насилии во время следствия по делу декабристов (к которому было привлечено в качестве подозреваемых 579 человек) и петрашевцев (232 человека)[8]. Николай Александрович Рожков (1868-1927), русский историк и политический деятель писал, что царь после вынесения приговора в обоих случаях смягчил его, заменив для 31 декабриста и 21 петрашевца смертную казнь более мягкими наказаниями[9].
Современники невысоко оценивали последствия воспитания и уровень образования Николая I. «Ум его не обработан, воспитание его было небрежно», – писала об императоре Николае Павловиче королева Виктория в 1844 году. Сам Николай Павлович, окончив курс своего образования, ужаснулся своему неведению и после свадьбы старался пополнить этот пробел, но условия жизни рассеянной, преобладание военных занятий и светлые радости семейной жизни отвлекали его от постоянных кабинетных работ.»[10].
Об отношении к военному делу, которому император уделял много внимания, Дмитрий Алексеевич Милютин (1816-1912), русский военный историк и теоретик, военный министр (1861—1881), в своих записках писал: «…Даже в деле военном, которым император занимался с таким страстным увлечением, преобладала та же забота о порядке, о дисциплине, гонялись не за существенным благоустройством войска, не за приспособлением его к боевому назначению, а за внешней только стройностью, за блестящим видом на парадах, педантичным соблюдением бесчисленных мелочных формальностей, притупляющих человеческий рассудок и убивающих истинный воинский дух»[11]. Краткую, но образную характеристику Николаю I, как военному деятелю, в своём дневнике 21 мая (2 июня) 1834 года дал Александр Сергеевич Пушкин: «В нём много прапорщика и немного Петра Великого».
Однако Михаил Николаевич Покровский (1868-1932), советский историк-марксист, общественный и политический деятель указывал, что введение жёсткой дисциплины в армии в первые годы царствования Николая I, поддерживавшейся в последующем, было связано с чрезвычайной распущенностью, которая воцарилась в русской армии в последнее десятилетие царствования Александра I (после окончания войны с Наполеоном). Офицеры нередко ходили не в военной форме, а во фраках, даже на учениях, надев сверху шинель. В Лейб-гвардии Семёновском полку солдаты занимались ремеслом и торговлей, а вырученные деньги сдавали ротному командиру. Появились «частные» военные формирования. Так, Дмитриев-Мамонов Матвей Александрович (1790-1863), один из богатейших людей России, и одновременно один из основателей тайной организации «Орден русских рыцарей», сформировал свой собственный кавалерийский полк, при этом высказывал крайние антимонархические взгляды и называл царя (Александра I) «скотиной». При Николае I армейская «демократия», граничащая с анархией, была свёрнута и восстановлена жёсткая дисциплина[12].
Современники отмечали ограниченность Николая I. По воспоминаниям его чрезмерная тяга к внешнему порядку очень часто шла в ущерб эффективности государственного управления. Сергей Михайлович Соловьёв (1820-1879), русский историк, отметил: «по воцарении Николая <…> военный человек <…>, как привыкший не рассуждать, но исполнять и способный приучить других к исполнению без рассуждений, считался лучшим, самым способным начальником везде; <…> опытность в делах – на это не обращалось никакого внимания. Фрунтовики воссели на всех правительственных местах, и с ними воцарилось невежество, произвол, грабительство, всевозможные беспорядки»[13].
Встречаются и положительные отзывы о Николае I.
Николай Васильевич Гоголь (1809-1852), русский писатель, драматург, публицист и критик восторженно писал, что Николай I своим приездом в Москву во время ужасов эпидемии холеры проявил черту, которую «едва ли показал кто-нибудь из венценосцев». Видя беспомощность и страх окружающих его чиновников во время холерного бунта, царь тогда сам пошёл в толпу бунтующих людей, больных холерой, сам своим авторитетом подавил этот бунт и, выйдя из карантина, сам снял с себя и сжёг прямо в поле всю одежду, чтобы не заразить свою свиту.
Николай I обладал способностью привлекать к работе талантливых людей. Его сотрудниками были полководец генерал от инфантерии И.Ф. Паскевич, министр финансов граф Е.Ф. Канкрин, министр государственных имуществ граф П.Д. Киселёв, министр народного просвещения граф С.С. Уваров, министр внутренних дел М.М. Сперанский и др.
Исследователи обращают внимание на неуклонное следование императора лучшим образцам философии германского инженерного мышления: тщательное изучение сбоя системного явления, глубокий и всесторонний анализ проблемного вопроса, рациональный выбор решений и превентивных мер локализации негативных явлений[14].
Николай I вёл аскетический и здоровый образ жизни, никогда не пропускал воскресных богослужений. Не курил и не любил курящих, не употреблял крепких напитков, много ходил пешком, занимался строевыми упражнениями с оружием. Известно было его строгое следование распорядку дня: рабочий день начинался с 7 часов утра, ровно в 9 часов – приём докладов. Предпочитал одеваться в простую офицерскую шинель, спал на жёсткой кровати. Отличался хорошей памятью и большой работоспособностью; рабочий день царя длился 16-18 часов. По словам архиепископа Херсонского Иннокентия, «это был <…> такой венценосец, для которого царский трон служил не возглавием к покою, а побуждением к непрестанному труду»[15].
Таким образом, даже общий обзор мнений современников и историков позволяет сделать вывод о наряду с имеющимися выдающимися достоинствами существенных негативных последствиях для формирования личности будущего императора Николая I того воспитания и образования, которое имело место в реальной истории. Кроме того, на характер и взгляды Николая Павловича значительно повлияли и такие события, как убийство его отца, императора Павла I (1801), междуцарствие и восстание декабристов (1825).
Смерть императора Павла I
Степан Щукин «Портрет императора Павла I» (1797)
Смерть отца, Павла I не могла не запечатлеться в памяти четырёхлетнего Николая. Впоследствии он описал произошедшее в своих воспоминаниях: «События этого печального дня сохранились так же в моей памяти, как смутный сон. Я был разбужен и увидел перед собою графиню Ливен. Когда меня одели, мы заметили в окно, на подъёмном мосту под церковью, караулы, которых не было накануне; тут был весь Семёновский полк в крайне небрежном виде. Никто из нас не подозревал, что мы лишились отца. Нас повели вниз к моей матушке, и вскоре оттуда мы отправились с нею, сёстрами, Михаилом и графиней Ливен в Зимний дворец. Караул вышел во двор Михайловского дворца и отдал честь. Моя мать тотчас же заставила его молчать. Матушка моя лежала в глубине комнаты, когда вошел Император Александр в сопровождении Константина и князя Николая Ивановича Салтыкова. Он бросился перед матушкой на колени, и я до сих пор ещё слышу его рыдания. Ему принесли воды, а нас увели. Для нас было счастьем опять увидеть наши комнаты и, должен сказать по правде, наших деревянных лошадок, которых мы там забыли»[16].
Это был первый удар судьбы, нанесённый ему в период самого нежного возраста. В своих дневниках Николай Павлович не упоминает, но ряд его решений показывает, что император опасался измены со стороны дворянской элиты.
Воспитание и образование
Процесс воспитания и образования великого князя Николая детально описал Шильдер Н.К. в биографическом труде «Император Николай Первый. Его жизнь и царствование». Но более интересно описание, приведенное А.М. Зайончковским в военно-историческом труде «Восточная война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой», так как он приводит не только содержание, но и дает оценку последствиям воспитания и образования для формирования взглядов Николая Павловича и его дальнейшей деятельности.
С ноября 1800 года воспитателем великих князей Николая и Михаила стал генерал Матвей Иванович Ламздорф[17].
Выбор генерала Ламздорфа на должность воспитателя был сделан императором Павлом I. Павел Петрович указал: «Только не делайте из моих сыновей таких повес, как немецкие принцы» (нем. Solche Schlingel wie die deutschen Prinzen). В высочайшем приказе от 23 ноября (5 декабря) 1800 года было объявлено: «Генерал-лейтенант Ламздорф назначен быть при его императорском высочестве великом князе Николае Павловиче». Генерал пребывал при своём воспитаннике в течение 17 лет.
После смерти императора Павла I в марте 1801 года забота о его воспитании и образовании сосредоточилось всецело и исключительно в ведении вдовствовавшей императрицы Марии Фёдоровны, из чувства деликатности к которой император Александр I воздерживался от всякого влияния на воспитание своих младших братьев.
Императрица Мария Федоровна оказала сильное влияние на сына. «По-моему, лучшая теория права – добрая нравственность, а она должна быть в сердце независимо от этих отвлеченностей и иметь своим основанием религию», – признал это материнское воздействие император Николай I барону М.А. Корфу.
Приняв на себя все заботы по воспитанию своих младших сыновей, Мария Федоровна задалась целью отклонить их от всего военного, желая, чтобы внимание их обращено было вместо военной выправки, маршировки к предметам более существенным и полезным. Стремления, преследуемые императрицею, были, без сомнения, похвальными, но за исполнение их взялись неумелыми руками. К тому же парадомания, экзерцирмейстерство, насажденные в России с таким увлечением Петром III и снова после Екатерининского перерыва воскресшие под тяжелою рукою Павла, пустили в царственной семье глубокие и крепкие корни. Александр Павлович, несмотря на свой либерализм, был жарким приверженцем вахтпарада и всех его тонкостей. Не ссылали при нем в Сибирь за ошибки на ученьях и разводах, но виновные подвергались строжайшим взысканиям, доходившим относительно нижних чинов до жестокости.
О брате его Константине и говорить нечего: живое воплощение отца, как по наружности, так и по характеру, он только тогда и жил полной жизнью, когда был на плацу, среди муштруемых им команд. Ничего нет удивительного, что наследственные инстинкты проявились с теми же оттенками и у юных великих князей; они вполне разделяли симпатии и увлечения своих старших братьев[18].
Очевидно, что Ламздорф вполне удовлетворял педагогическим требованиям Марии Фёдоровны. Так в напутственном письме в 1814 году Мария Фёдоровна называла генерала Ламздорфа «вторым отцом» Великих князей Николая и Михаила.
Ламздорф, во время своей предшествовавшей назначению на должность воспитателя военной и административной деятельности, выказался как человек с благородными правилами и, без сомнения, содействовал развитию этого свойства в своем воспитаннике. Но принятые им воспитательные приемы отличались жестокостью, имели исключительно грубо-карательный характер и часто состояли из телесных наказаний. Ни сам воспитатель великого князя, ни так называемые «кавалеры», следившие за его воспитанием, насколько можно судить подошедшим сведениям, никогда не применяли нравственного на ребенка воздействия, к которому он, по своему врожденному характеру, должен был быть особенно чутким. Им не удалось взять душевного и умственного мира великого князя в свои руки и дать ему надлежащее направление; все сводилось к мерам укрощения и подчас суровой борьбы с природными качествами воспитанника[19].
А между тем склад ума и характера Николая Павловича в достаточной степени выяснился еще в детском его возрасте. «Настойчивость, стремление повелевать, сердечная доброта, страсть ко всему военному, дух товарищества, выразившийся в позднейшее время в непоколебимой верности союзам, – все это сказывалось еще в самом раннем детстве и, конечно, подчас в самых ничтожных мелочах»[20].
Н.К. Шильдер в своем жизнеописании императора Николая Павловича рисует его недостатки, присущие большинству детей, в более сильном виде. «Обыкновенно весьма серьезный, необщительный и задумчивый, а в детские годы и очень застенчивый мальчик, Николай Павлович точно перерождался во время игр Дремавшие в нем дурные задатки проявлялись тогда с неудержимой силой. В журналах кавалеров с 1802 по 1809 год постоянно встречаются жалобы на то, что «во все свои движения он вносит слишком много несдержанности», «в своих играх он почти постоянно кончает тем, что причиняет боль себе или другим», что ему свойственна «страсть кривляться и гримасничать», наконец, в одном случае, при описании его игр, сказано, «его нрав до того мало общителен, что он предпочел остаться один и в полном бездействии, чем принять участие в играх. Этот странный поступок может быть объяснен лишь тем, что игры государыни, его сестры, и государя, его брата, нисколько не нравились ему, и что он нисколько не способен ни к малейшему проявлению снисходительности»[21].
Такие задатки юного великого князя требовали особой заботливости и обдуманности в направлении его воспитания, а его сердечность, склонность к раскаянию и сожалению о своих дурных поступках, а также чувство привязанности к окружающим, которое сохранялось навсегда, несмотря иногда на жестокое с ним обращение, казалось, давало возможность путем нравственного воздействия, при некоторой, впрочем, настойчивости, сгладить эти врожденные недостатки Николая Павловича. Письма великого князя к генералу Ламздорфу в 1808 году и некоторые из донесений состоявших при нем кавалеров императрице Марии Феодоровне в достаточной степени выставляют эти стороны его характера[22].
Великий князь Николай Павлович с самого раннего детства начал выказывать особое пристрастие к военным игрушкам и к рассказам о военных действиях Лучшей для него наградой было разрешение отправиться на парад или развод, где он с особым вниманием наблюдал за всем происходившим, останавливаясь даже на мельчайших подробностях.
За исполнение желания императрицы Марии Федоровны отвлечь великого князя от этой страсти воспитатели его взялись неумелыми руками, они не были способны направить ум своего воспитанника к преследованию других, более плодотворных идеалов Напротив того, благодаря системе воспитания, настойчиво проводимой императрицей, склонность к военной выправке и к внешностям военной службы получила в глазах великого князя всю прелесть запретного плода. Эта склонность осталась в нем в достаточной степени и в зрелом возрасте и невольно, как увидим ниже, отразилась на характере образования русской армии. Но в то же время неудачное старание отвратить великого князя от всего военного не дало ему возможности получить правильное в этой отрасли знаний образование и установить на прочных основах свои выдающиеся природные способности. Обозрение военной деятельности императора Николая Павловича заставляет удивляться замечательной широте его военных взглядов и правильности рассуждений, наравне с чрезмерным иногда увлечением парадной стороной дела, при нахождении государя перед фронтом войск <…>.
Заботы об обучении и образовании великого князя сосредоточивались в тех же неумелых руках воспитателей Николая Павловича. Они не только не могли внушить великому князю любви к наукам, но сделали все возможное, чтобы оттолкнуть его от учения. В учебном деле заботы воспитателей направлены были к тому, чтобы не дать юному великому князю времени увлекаться его любимым военным делом и чтением военных книг. Средством для этого было выбрано такое распределение дня, которое оставляло в распоряжении воспитанника возможно менее свободного времени. С этой целью, при деятельном участии самой императрицы, не только были составлены особые таблицы лекций с подробным исчислением количества часов ежедневных занятий разными предметами, но и сам характер занятий был заключен в очень определенные и тесные рамки. «Великие князья не должны даже позволять себе задавать пустых вопросов, относящихся к предмету, о котором с ними толкуют, если эти вопросы непосредственно не относятся к необходимым объяснениям для изучения самого предмета, о котором им говорят», – наставляла императрица Мария Федоровна генерала Ламздорфа[23].
Выбор назначенных для Николая Павловича преподавателей также заставлял желать лучшего. «Некоторые из числа этих наставников были люди весьма ученые, но ни один из них не был одарен способностью овладеть вниманием своего ученика и вселить в нем уважение к преподаваемой науке»[24].
Много лет спустя, уже в 1847 году, император Николай Павлович в разговоре с бароном Корфом дал резкую характеристику своим педагогам, а вместе с тем и системе своего образования.
«Совершенно согласен с тобой, что не надо слишком долго останавливаться на отвлеченных предметах, которые потом или забываются, или не находят никакого приложения в практике. Я помню, как нас мучили над этим два человека, очень добрые, может статься, и очень умные, но оба несноснейшие педанты: покойники Балугьянский и Кукольник. Один толковал нам на смеси всех языков, из которых не знал хорошенько ни одного, о римских, немецких и Бог весть еще каких законах; другой – что-то о мнимом «естественном» праве. В прибавку к ним являлся еще Шторх со своими усыпительными лекциями о политической экономии, которые читал нам по своей печатной французской книжке, ничем не разнообразя этой монотонии. И что же выходило? На уроках этих господ мы или дремали, или рисовали какой-нибудь вздор, иногда собственные их карикатурные портреты, а потом, к экзаменам, выучивали что-нибудь в долбяжку, без плода и пользы для будущего. По-моему, лучшая теория права – добрая нравственность, а она должна быть в сердце независимо от этих отвлеченностей и иметь своим основанием религию. В этом моим детям также лучше, чем было нам, которых учили только креститься в известное время обедни да говорить наизусть разные молитвы, не заботясь о том, что делалось в душе». Во время того же разговора государь не упустил случая отдать дань уважения добрым чувствам и настоящей любви к родине его бывших кавалеров. Высказав свой взгляд на патриотизм и идею народности, в которых, при всей их необходимости, он признавал должным избегать крайностей, император Николай Павлович прибавил, что с этой стороны он ничего не может приписать влиянию своих учителей, но очень многим обязан людям, в обществе которых он жил, а именно: Ахвердову, Арсеньеву и Марковичу. «Они искренно любили Россию и, между тем, понимали, что можно быть самым добрым русским, не ненавидя, однако же, без разбора всего иностранного».
Легко можно предвидеть, как, при таких условиях, шло образование великого князя. Познания приобретались урывками, без определенной связи, которая могла бы служить к прочному и последовательному развитию умственного кругозора. Да и выбор самих предметов преподавания был сделан односторонне, без правильно выработанной программы. Больше всего обращалось внимание на предметы отвлеченные, умозрительные, и на языки, менее – на предметы реального характера, а что касается военных наук, то они долгое время были совершенно изъяты из учебного курса будущего верховного вождя армии. В недостаточном знании русского языка государь впоследствии сам сознавался, говоря, чтобы не судили его орфографии, так как на эту часть при его воспитании не обращали должного внимания. Он вообще писал бегло и без затруднения, но не всегда употреблял слова в собственном их значении. Что касается до наук политических, столь необходимых монарху, то они почти не входили в программу образования великого князя[25].
Великий князь с самого раннего детства выказал большое пристрастие к строительному искусству, и эта склонность сохранилась в нем на всю жизнь. Легко владея карандашом, он применял свой талант почти исключительно к черчению геометрических фигур, укреплений, планов сражений и к рисованию войск. Его любовь к прямым линиям и симметричным построениям воплотилась впоследствии в архитектуру Николаевских времен.
При изучении истории юный великий князь особенно интересовался деятелями позднейшей эпохи, и здесь встречались у него лица, которым он сочувствовал или же к которым относился с нескрываемым пренебрежением. Заключения его о некоторых исторических личностях характерны в том отношении, что выказывали те взгляды будущего повелителя обширнейшей монархии, которым он не изменил до конца своей жизни. В поведении Оттона II в нем возбуждало негодование то вероломство, с которым этот государь поступил относительно высшего класса населения Рима (лат. les principaux habitants de Rome). В судьбе Людовика XVI Николай Павлович видел кару, понесенную французским королем за неисполнение своего долга в отношении государства. «Быть слабым не значит быть милосердным, – сказал он по этому поводу своему преподавателю. – Монарх не имеет права прощать врагов отечества. Людовик XVI видел перед собой настоящее возмущение, скрытое под ложным названием свободы; он сохранил бы от многих невзгод свой народ, не пощадив возмутителей». Лучшей победой генерала Бонапарта он признавал его торжество над анархией. Особые же симпатии великого князя вызывал Петр Великий, и это поклонение памяти гениального предка не покидало его до самой смерти.
Памятник Петру I на Сенатской площади в Санкт-Петербурге
Заветное желание императрицы Марии Федоровны совершенно отстранить великого князя Николая Павловича от изучения военных наук не могло осуществиться в полной мере. Будущность, которая могла ожидать Николая Павловича, и воинственное настроение, охватившее Европу во время Наполеоновских войн, «способствовали победе нежной матери над «личными вкусами», и к великому князю были приглашены профессора, которые должны были прочитать военные науки в возможно большей полноте». Сведения о военном образовании великого князя крайне отрывочны, и нельзя составить себе понятия даже о тех вопросах, которые входили в курс читавшихся ему лекций; об этом можно судить лишь приблизительно. Известно, что для этой цели были выбраны известный инженерный генерал Опперман и, в помощь ему, полковники Джанотти и Маркевич.
Великий князь весь свой досуг уделял чтению любимых им военных книг и, таким образом, в значительной степени был обязан развитием своих познаний самому себе. Но большую роль в этом отношении сыграли и первые руководители его военного образования. Одно имя генерала Оппермана, как достойного представителя военно-инженерной науки того времени, награды, которыми впоследствии осыпал его император Николай Павлович, а также добрая память, которую он еще в 1847 году сохранил о другом своем наставнике, Марковиче, подтверждают, что преподаватели военных наук пользовались несравненно большим уважением своего воспитанника, чем преподаватели остальных предметов.
Обнаруженное с самого раннего возраста влечение великого князя к инженерному искусству, да и сама специальность главного руководителя военного образования генерала Оппермана, дают основание предполагать, что большая доля внимания была обращена на надлежащую подготовку будущего генерал-инспектора по инженерной части.
В 1813 году великому князю преподавалась стратегия, а с 1815 года начались военные беседы Николая Павловича с генералом Опперманом. Беседы эти состояли в том, что великий князь читал разработанные им самим трактаты о предполагаемых военных действиях, или планы войны на заданную тему, и давал объяснения, относящиеся до подробностей представленной работы. В этом же году, между прочим, великий князь составил трактат «О войне против соединенных сил Пруссии и Польши», которым наставник остался очень доволен, заподозрив даже, что его ученик имел в своих руках мемуар, составленный на эту же тему одним русским генералом. Одновременно с этим великий князь занимался с Маркевичем «военными переводами», а с Джанотти – чтением сочинений Жиро и Ллойда о разных кампаниях, равно как разбором проекта «Об изгнании турок из Европы при известных данных условиях». Занятия эти, видимо, шли небезуспешно, так как в журналах 1815 года генерал Опперман отмечает военные дарования Николая Павловича и советует ему читать подробные истории замечательных кампаний, через что «неминуемо должны совершенствоваться в великом князе его блестящие военные способности, преимущественно состоящие в таланте верно и ясно судить о военных действиях».
Следует, впрочем, упомянуть еще об одном неожиданном руководителе военного образования великого князя, а именно о будущем знаменитом «отце-командире», Иване Федоровиче Паскевиче. Знакомство с ним состоялось в Париже в 1815 году, после чего «Николай Павлович, – говорит Паскевич в своих записках, – постоянно меня звал к себе и подробно расспрашивал о последних кампаниях. Мы с разложенными картами по целым часам вдвоем разбирали все движения и битвы 12, 13-го и 14-го годов. Этому завидовали многие и стали говорить в шутку, что он (великий князь) в меня влюбился. Его нельзя было не любить. Главная его черта, которой он меня привлек к себе, это – прямота и откровенность».
В программу военного образования великого князя не введены были предметы, которые могли бы дать ему правильное понятие о тех технических мелочах военного дела, от которых в значительной степени зависит успех всякой военной операции и без основательного знания которых само изучение высших военных наук не приносит пользы в полной мере. Ни с требованиями, которые можно предъявлять солдату как физической и боевой единице, ни с техникой ведения боя, ни со всеми прочими элементами войны, которые составляют главный фундамент военных познаний, Великий князь в своей молодости не был основательно ознакомлен, и это обстоятельство, совместно с другими неблагоприятными условиями, не осталось без вредного влияния на состояние армии в эпоху царствования императора Николая Павловича. Выдающиеся, бесспорно, военные таланты великого князя перемешивались, при неполноте его военного образования, с пустившими в детстве корни вахт-парадными тенденциями Александровской эпохи и породили те последствия, которые и поныне служат основанием для двойственности в военной оценке императора Николая I.
В оправдание руководителей военного образования великого князя следует заметить, что в то время не существовало ни тактики, ни военной истории как науки, поставленной на почве твердого теоретического исследования; не существовало и литературы этих наук, которая на русском языке появилась гораздо позднее двадцатых годов[26].
С тревогой и воодушевлением юный Николай, проникнутый патриотическим духом, получал известия о ходе Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов русской армии. Но мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна и старший брат император Александр Первый, которого Николай почитал как отца, запретили ему даже думать об участие в военных баталиях. Его предназначение было в обеспечение преемственности государственного правления в России, в случае возможных несчастий с его старшими братьями Александром и Константином, которые часто рисковали своими жизнями в сражениях с Наполеоном. Как знать, возможно отсутствие батальной практики и сыграло свою негативную роль в пристрастии Николая Павловича к внешней парадной стороне в военного дела.
С 1817 года великий князь Николай Павлович исполнял обязанности генерал-инспектора по инженерной части. Инженерное дело он любил более всего. «Мы – инженеры!» – часто любил повторять Николай Павлович и о другой судьбе не помышлял. Действительно, будучи в чине генерал-инспектора по инженерной части, великий князь Николай Павлович вкладывал всю присущую ему энергию в формирование русского инженерного корпуса: почти ежедневно посещал подведомственные учреждения; подолгу просиживал на лекциях офицерских и кондукторских классов Главного инженерного училища; изучал черчение, архитектуру и другие предметы, чтобы до деталей понять суть утверждаемых им проектов. В своей должности в он обнаруживал большую заботливость о военно-учебных заведениях: по его почину заведены были в инженерных войсках ротные и батальонные школы, а в 1819 году учреждено Главное инженерное училище или Николаевская инженерная академия. Его же инициативе обязана своим возникновением «Школа гвардейских подпрапорщиков», затем Николаевское кавалерийское училище. Великий князь Николай Павлович любил свою профессию военного, с увлечением изучал инженерное дело и совершенно не претендовал на царский престол. Но Бог предназначил ему иную судьбу[27].
Вопрос о престолонаследии. Междуцарствие
Важнейшее значение в формировании личности будущего императора Николая I имело то обстоятельство, что изначально он не являлся наследником престола. Указом 28 октября 1799 года Павел (в обход его собственного Положения об императорской фамилии) пожаловал Константину Павловичу титул цесаревича. В 1801 году, после гибели отца и с воцарением старшего брата Александра I, 22-летний Константин стал наследником престола. Это следовало из акта Павла I 1797 года.
Бенуа-Шарль Митуар «Портрет императора Александра I» (1820)
Только в 1819 году император Александр I сообщил Николаю Павловичу и его жене, что наследник престола Великий князь Константин Павлович намерен отречься от своего права на престол, поэтому наследником предстоит стать Николаю как следующему по старшинству брату. Сам Николай был отнюдь не обрадован такой перспективой. В своих воспоминаниях он писал: «Государь уехал, но мы с женой остались в положении, которое уподобить могу только тому ощущению, которое, полагаю, поразит человека, идущего спокойно по приятной дороге, усеянной цветами и с которой всюду открываются приятнейшие виды, когда вдруг разверзается под ногами пропасть, в которую непреодолимая сила ввергает его, не давая отступить или воротиться. Вот совершенное изображение нашего ужасного положения»[28].
В 1823 году Константин Павлович формально отрёкся от своих прав на престол, так как не имел детей, был разведён и женат вторым морганатическим браком на польской графине Грудзинской. 16 (28) августа 1823 года Александр I подписал втайне составленный манифест, утверждавший отречение Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича и утверждавший Наследником Престола Великого Князя Николая Павловича[29]. На всех пакетах с текстом манифеста Александр I сам написал: «Хранить до моего востребования, а в случае моей кончины раскрыть прежде всякого другого действия».
19 ноября (1 декабря) 1825 года, будучи в Таганроге, император Александр I скоропостижно скончался. В Петербурге известие о смерти Александра I получили лишь утром 27 ноября (9 декабря) во время молебна за здравие императора. Сам Константин в тот момент находился в Варшаве, будучи фактическим наместником Царства Польского. В тот же день собрался Государственный совет, на котором было заслушано содержание Манифеста 1823 года. Оказавшись в двойственном положении, когда Манифест указывал на одного наследника, а присяга приносилась другому, члены Совета обратились к Николаю. Тот отказался признать манифест Александра I и отказался провозгласить себя императором до окончательного выражения воли старшего брата. Несмотря на переданное ему содержание Манифеста, Николай призвал Совет принести присягу Константину «для спокойствия Государства», присягнул первым из присутствовавших и начал приводить к присяге войска. Следуя этому призыву Государственный Совет, Сенат и Синод принесли присягу на верность «Константину I». Был издан указ о повсеместной присяге новому «императору Константину I». 27 ноября (9 декабря) Константину присягнуло население Петербурга, а 30 ноября – дворяне Москвы[30].
Джордж Доу «Портрет Великого князя Константина Павловича» (1834)
Но Константин, находившийся в Варшаве, отказался прибыть в Санкт-Петербург потребовал соблюдения манифеста 1823 года и подтвердил своё отречение в частных письмах к Николаю Павловичу, а затем направил рескрипты председателю Государственного совета – 3 (15) декабря 1825 года и министру юстиции – 8 (20) декабря 1825 года. Константин престола не принимал, одновременно не желал и формально отрекаться от него в качестве императора, которому уже принесена присяга.
Создалось двусмысленное и крайне напряжённое положение междуцарствия. Не имея возможности убедить брата занять престол и получив его окончательный отказ (хотя и без формального акта отречения), Великий князь Николай Павлович решился принять трон согласно воле Александра I. После этого 13 (25) декабря 1825 года Николай Павлович провозгласил себя императором Николаем I, причём цесаревич Константин с официальной точки зрения никогда не царствовал[31].
Таким образом, великий князь Николай Павлович к занятию русского престола заблаговременно не готовился, что и отразилось на его воспитании и обучении, рассмотренных ранее. Кроме того, и занятию престола предшествовал период междуцарствия, что также имело последствия.
Вступление на престол. Восстание декабристов
Вечером 12 (24) декабря 1825 года М.М. Сперанским был составлен Манифест о восшествии на престол императора Николая I. Николай подписал его 13 декабря утром. К Манифесту прилагались письмо Константина к Александру I от 14 (26) января 1822 года об отказе от наследования и манифест Александра I от 16 (28) августа 1823 года.
Манифест о восшествии на престол был оглашён Николаем на заседании Государственного Совета около 22 часов 30 минут 13 (25) декабря. Отдельным пунктом в Манифесте оговаривалось, что временем вступления на престол будет считаться 19 ноября – день смерти Александра I, – что было попыткой юридически ликвидировать пробел в преемственности самодержавной власти.
Была назначена вторая присяга, или, как говорили в войсках, «переприсяга», – на этот раз уже Николаю I. Переприсяга в Петербурге была назначена на 14 декабря. На этот день группа офицеров – членов тайного общества назначила восстание с целью помешать войскам и Сенату принести присягу новому царю и не допустить вступления Николая I на трон. Главной же целью восставших была либерализация российского общественно-политического строя: учреждение временного правительства, отмена крепостного права, равенство всех перед законом, демократические свободы (прессы, исповеди, труда), введение суда присяжных, введение обязательной военной службы для всех сословий, выборность чиновников, отмена подушной подати и смена формы правления на конституционную монархию или республику.
Восставшими было решено блокировать Сенат, направить туда революционную делегацию в составе Рылеева и Пущина и предъявить Сенату требование не присягать Николаю I, объявить царское правительство низложенным и издать революционный манифест к русскому народу. Однако восстание было в тот же день подавлено. Несмотря на усилия декабристов произвести государственный переворот, войска и правительственные учреждения были приведены к присяге новому императору.
Восстание декабристов 14 декабря 1825 года
Восстание декабристов и его последствия произвели на Николая I неизгладимые впечатления, о которых он написал в своих письмах:
«Дорогой мой Константин! Ваша воля исполнена: я – император, но какою ценою, Боже мой! Ценою крови моих подданных!» – из письма брату Великому князю Константину Павловичу, 14 декабря.
«Никто не в состоянии понять ту жгучую боль, которую я испытываю и буду испытывать всю жизнь при воспоминании об этом дне» – письмо послу Франции графу Ле Ферронэ[32].
«Никто не ощущает большей потребности, чем я, быть судимым со снисходительностью. Но пусть же те, которые судят меня, примут во внимание, каким необычайным способом я вознёсся с поста недавно назначенного начальника дивизии на пост, который я занимаю в настоящее время, и при каких обстоятельствах. И тогда придётся сознаться, что, если бы не явное покровительство Божественного Провидения – мне было бы не только невозможно поступать надлежащим образом, но даже справляться с тем, что требует от меня заурядный круг моих настоящих обязанностей…» – письмо Царевичу[33].
Высочайший манифест, данный 28 января (9 февраля) 1826 года, со ссылкой на «Учреждение об императорской фамилии» 5 (16) апреля 1797 года, постановлял: «Первое, как дни жизни нашея суть в руце Божией: то на случай кончины НАШЕЙ, до законного совершеннолетия Наследника, Великого Князя АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВИЧА, определяем Правителем Государства и нераздельных с ним Царства Польского и Великого Княжества Финляндского Любезнейшего Брата НАШЕГО, Великого Князя МИХАИЛА ПАВЛОВИЧА…»[34].
Император Николай I был коронован 22 августа (3 сентября) 1826 года в Москве, вместо июня того же года, как планировалось первоначально[35] вследствие траура по скончавшейся 4 мая в Белёве вдовствующей императрице Елизавете Алексеевне.
Коронация Николая I и императрицы Александры состоялась в Успенском соборе Кремля[36]. Сослуживший во время коронования митрополиту Новгородскому Серафиму (Глаголевскому) архиепископ Московский Филарет (Дроздов), как явствует из его послужного списка, был лицом, представившим Николаю «описание открытия хранившегося в Успенском соборе акта <…> Императора Александра Павловича»[37]. 12 (24) мая 1829 в Сенаторском зале Королевского замка состоялась коронация Николая I на Царство Польское.
По словам профессора, доктора исторических наук Виталия Захарова, находясь под впечатлением от восстания декабристов, Николай I после прихода к власти взял курс на пресечение любой революционной активности: «Не только попытки возродить движения декабристского типа в России жёстко подавлялись. Николай I также занялся борьбой с распространением революционных движений в Европе, поддерживая там консервативные силы, а в 1849 году по просьбе австрийского правительства подавил революцию в Венгрии, получив в итоге прозвище Жандарм Европы».
Причины и последствия
Таким образом, историки и современники отмечают такие черты характера императора Николая I, как непреклонная воля, твердость убеждений, любовь к своему государству, настойчивость, честность и глубокая порядочность, сердечная доброта, дух товарищества и непоколебимая верность. Николай Павлович, по многочисленным свидетельствам, обладал математическим складом ума, превосходной памятью, началами таланта полководца, военными способностями, состоящими в умении верно и ясно судить о военных действиях, и особенной любовью к инженерному искусству, а также потрясающей работоспособностью.
В тоже время ряд факторов, оказали негативное влияние на формирование личности императора, в том числе:
- Нерешенный практически до самого воцарения вопрос с престолонаследием.
- Последствия убийства императора Павла I 12 (24) марта 1801 года.
- Несоответствие должностных лиц, ответственных за воспитание и обучение великого князя, предъявляемым требованиям.
- Отсутствие цели подготовки будущего императора, государственного и военного лидера, бессистемность и низкое качество в обучении и воспитании, в том числе в военном деле.
- Последствия восстания декабристов 14 (26) декабря 1825 года.
- Неучастие в делах по управлению государством и вооруженными силами (до вступления своего на престол великий князь Николай Павлович командовал гвардейской бригадой и дивизией, исполнял обязанности генерал-инспектора по инженерной части).
Следствием воздействия данных факторов стали:
- Опасение государственного переворота, либо мятежа со стороны дворянства.
- Отсутствие государственного подхода при принятии решений, в первую очередь в интересах дворянского сословия.
- Консерватизм, нежелание значительных преобразований.
- Отсутствие фундаментального образования, требуемого для управления государством.
- Нерешительность, излишняя осторожность и подверженность влиянию советников при принятии важных государственных решений (показательный пример – отказ от первоначального решительного плана войны с Турцией в 1853 году).
- Узость в военном образовании, внимание внешней (парадной) стороне военного дела.
- Отсутствие опыта государственного и военного управления к моменту восшествия на русский престол.
Не подлежит сомнению, что при отсутствии негативного влияния приведенных выше факторов личность Государя могла быть совершенно иной, а при наличии приведенных положительных черт, император Николай I стоял бы рядом с Петром Великим, и русская история получила развитие в другом направлении.
Источники и примечания:
[1] Шильдеръ Н.К. Императоръ Николай Первый. Его жизнь и царствованiе. – СПб: Тип. А.С. Суворина, 1903. – Т. 1, с. 1.
[2] Шильдеръ Н.К. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 18.
[3] Шильдеръ Н.К. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 147.
[4] Ключевский В.О. Курс русской истории. Лекция LXXXV. // Русская история : Полный курс лекций, в 3 томах – М.: АСТ. Мн.: Харвест, 2002.
[5] Зайончковский А.М. Восточная война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой. В 2-х т. – СПб.: Экспедиция заготовления государственных бумаг, 1908. – Т. 1, с. 1.
[6] Тютчева А.Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания. Дневник. 1853–1855. – М., 1928.
[7] Врангель Н.Е. Воспоминания. От крепостного права до большевиков. – М.: Новое литературное обозрение, 2003. – (Россия в мемуарах) – С. 14.
[8] Колесникова В.С. Николай Первый. Лики масок государя: Психологические этюды. – М., 2008. – С. 62, 81.
[9] Рожков Н.А. Русская история в сравнительно-историческом освещении (основы социальной динамики). Т. 10. – Л.-М., 1926–1928. – С. 220, 361.
[10] Зайончковский А.М. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 11.
[11] Российская государственная библиотека. Рукописный отдел, № 7812, л. 22.
[12] Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. При участии Н. Никольского и В. Сторожева. М., 1912. – Т. 4, с. 286, 312, 321.
[13] Соловьев С.М. Избранные труды. – М., 1983. – С. 311.
[14] Скупов Б.А. Инженер на императорском троне России. Строительный эксперт, 2015. – URL: https://ardexpert.ru/article/4541
[15] Николай I / Троицкая Православная газета. – № 127, сентябрь-октябрь, 2013. – С. 4-6.
[16] Воспоминания о младенческих годах императора Николая Павловича, записанные им собственноручно.
[17] Матвей Иванович Ламздорф (Густав Матиас Якоб Фрайхерр фон дер Венге Граф Ламбсдорф, нем. Gustav Matthias Jakob Freiherr von der Wenge Graf Lambsdorff; 1745–1828) – граф (с 1817) генерал-адъютант, генерал от инфантерии (1808). Из древнего дворянского рода, переселившегося в XV в. из Вестфалии в Ливонию. Сын Иоганна-Рейнгольда (Ивана Юрьевича) фон Ламздорфа, командовавшего Венденским пехотным полком, и его жены Елизаветы Софии (урождённой фон Бринкен). Получил домашнее воспитание.
В 1763 году был определён в военную службу и принимал участие в русско-турецкой войне 1768–1774. Он был адъютантом графа Н.И. Салтыкова, которого в 1770-1773 году сопровождал в его путешествии за границу. Ламздорф вместе с Салтыковым возвратился в Россию ко времени первого бракосочетания великого князя Павла Петровича в 1773 году и был тогда произведён в премьер-майоры. С 1782 года по 1784 год он командовал Казанским кирасирским полком, затем был назначен состоять при великом князе Константине Павловиче в качестве кавалера. Он занимал эту должность десять лет. В 1795 году был произведён в генерал-майоры.
С присоединением Курляндского герцогства к Российской империи в 1797 году Ламздорф был назначен правителем этой новой области. Он скоро приобрёл всеобщее уважение и расположение в Курляндии. Император Павел I переименовал Ламздорфа в 1797 году в действительные статские советники, 5 апреля того же года произвёл в тайные советники и наградил орденом Святой Анны 1-й степени, а затем в ноябре 1798 году уволил без прошения от службы. Но уже 22 марта 1799 года император назначил Ламздорфа в чине генерал-лейтенанта директором шляхетского (первого) кадетского корпуса, вскоре после оставления этой должности М.И. Кутузовым. Эту должность Ламздорф занимал недолго и 12 апреля 1800 года был уволен в бессрочный отпуск, а в ноябре 1800 года император Павел I объявил Ламздорфу, что он удостоил его чести быть призванным к надзору за воспитанием двух младших великих князей, Николая и Михаила Павловичей.
[18] Шильдеръ Н.К. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 14-15.
[19] Зайончковский А.М. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 4-5.
[20] Шильдеръ Н.К. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 18.
[21] Шильдеръ Н.К. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 22.
[22] Зайончковский А.М. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 5.
[23] Зайончковский А.М. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 8-9.
[24] Шильдеръ Н.К. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 16.
[25] Зайончковский А.М. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 9-11.
[26] Зайончковский А.М. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 11-14.
[27] Скупов Б.А. Инженер на императорском троне России. Строительный эксперт, 2015. – URL: https://ardexpert.ru/article/4541
[28] Записки Николая I, 1831 г.
[29] Манифест Императора Александра I, утверждающий отречение Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича и утверждающий Наследником Престола Великого Князя Николая Павловича, 16 августа 1823 г.
[30] Повестка московского генерал-губернатора князя Д. Голицына с приглашением московским дворянам принять присягу императору Константину Павловичу 30 ноября (12 декабря) 1825 года в Успенском Соборе Кремля.
[31] Шильдеръ Н.К. Указанные сочинения. – Т. 1, с. 408.
[32] Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. – М., 1926. С. 164, 198, 206-207, 209, 211.
[33] Шильдер Н.К. Царствование Императора Николая Первого. В Приложении к журналу «Нива»: «XIX» век, с. Петербург Изд-во А.Ф. Маркса 1901.
[34] «Московские ведомости», 28 августа 1826, № 69, стр. 2757.
[35] Высочайший манифест. // «Московские ведомости», 5 (17) мая 1826, стр. 1385.
[36] Высочайший манифест. // «Московския ведомости», 25 августа (6 сентября) 1826, № 68, стр. 2717–2722, 2722–2723 (краткое описание коронационных торжеств).
[37] Сочинения Филарета Митрополита Московского и Коломенского. Том I. М., 1873, стр. IX–X.
