Все мы знаем о “большой ружейной драме”, когда наши генералы и промышленность пытались поспеть за рванувшей в карьер оружейной мыслью, но мало кто слышал о более продолжительной и не менее драматичной истории с холодным оружием, а если быть точнее, то с принятием в Русской Армии шашки кавказского образца. В этом случае генералы, наоборот, пытались и навести лоск, и обогнать прогресс, но тот перманентно щёлкал их по носу руками тех, кто был вынужден сражаться этими “научно выверенными и надлежащими форме образцами” и терпеть поражение за поражением от нерегулярной пехоты и конницы противника, вооружённой прадедовскими клинками.
Наверное, многие слышали про случай с заменой и последующим возвращением в драгунские полки кавказкой линии шашки-нижегородки, и подобных случаев за неполную сотню лет набралось преизрядно. Финальный этап этой истории в узких кругах окрестили “заклёпочной драмой”, и в этом материале я попытаюсь разобраться в её причинах и итогах.
Сразу оговорюсь, что этот пост не о типах шашек, их истории, устройстве и преимуществах — эта тема настолько обширна и зубодробительна, что добровольно лезть в эти дебри без калаша, бронежилета и противогаза способен только отъявленный мазохист. Но начнём мы всё равно с истории, ведь начавшись в 1814 году, эта драма закончилась в далёком 1904-ом, долгожданным Высочайшим утверждением шашки и кинжала кавказкого образца, когда по существу острая в них необходимость уже давно отпала.
Коллекционерам и просто любителям холодного оружия хорошо известен этот образец шашки и кинжала, но ни в дореволюционной, ни в советской историографии совершенно не освещен вопрос о том как происходил этот растянувшийся на долгие годы процесс и о его действующих лицах.
Переселенному на Кубань Черноморскому казачьему войску вменялось «бдение и стража пограничная от набегов народов закубанских». В лице последних казаки встретили очень грозного противника. Горская конница отличалась прекрасными конным составом, высокой индивидуальной выучкой, отличным, выверенным постоянными войнами и стычками оружием и снаряжением. Все дореволюционные кубанские историки признавали превосходство черкесской кавалерии над казачьей. Вот мнение генерал-майора И.Д.Попко: «С первого раза казачья конница должна была уступить коннице черкесской и потом никогда уже не была в состоянии ни взять над ней преимущество, ни даже поравняться с нею».
Такое положение объясняется целым рядом причин. Одна из них заключается в неудачном образце холодного клинкового оружия, начавшем поступать в Черноморское войско после 1816 г. Уставные кавалерийские сабли образца 1809, а затем 1817 гг. были довольно тяжелыми, имели массивные асимметричные эфесы и громоздкие железные ножны. И если в регулярной кавалерии, действовавшей по европейской тактике, эти сабли могли более или менее успешно применяться, то для казаков они оказались малоэффективным и даже обременительным оружием. В условиях набеговой системы ведения военных действий любая стычка легко распадалась на ряд скоротечных индивидуальных схваток, где казак, вооруженный саблей, почти всегда оказывался лицом страдательным против горца, вооруженного лёгкой шашкой. Известный историк черноморцев П.П. Короленко признавал, что казаки своими саблями «могли только огруцы рубить».
Неудивительно, что значительное число казаков уклонялось от приобретения уставных сабель. Нередко их вообще не брали с собой на службу. В тех случаях, когда казаки выходили на кордон с «форменными» саблями, они, отправляясь в секреты и залоги, оставляли их на постах лежать мертвым грузом. Материалы проверок Черноморской кордонной линии свидетельствуют, что эти сабли казаками даже и не затачивались. Во всех действиях черноморский казак рассчитывал прежде всего на ружье и пистоль, а при неизбежности рукопашной схватки – на пику. Но с пикой по узким горным тропам и густым зарослям много не набегаешь.
Естественно, что в этих условиях встал вопрос о введении на вооружение черноморцев шашки по кавказскому образцу. Считается, что первым, кто поднял на высочайшем уровне вопрос о «замене тяжелых кавалерийских сабель легкими черкесскими шашками, одинаково удобными как на коне, так и пешим», был командир Кавказского корпуса генерал А.П. Ермолов, действуя по просьбе командующего Черноморским войском М.Г. Власова. Возможно, что это и так, однако и до Власова ряд черноморских командиров хорошо понимали бесполезность уставных сабель. Некоторые командиры полков своими приказами запрещали казакам, выходившим на секретные караулы и разъезды, иметь форменные сабли, «дабы хищники по звуку оных не могли приметить их движение».
В 1821 г. А.П. Ермолов написал в Петербург графу Закревскому: «остерегаясь вызвать заключение, что я ищу предлагать перемены, должен, однако же, сказать, что сабли в железных ножнах и на длинных погонах не выгодны для казаков здешнего края, ибо с ними нельзя ни заложить секрета, ни выслать потайного разъезда, без того чтобы не быть открытым бесполезным стуком и блеском оружия… Если же мы будем иметь сабли, подобные неприятельским, они худшими не будут».
20 декабря 1821 г. инспекторский департамент Главного штаба сообщил А.П. Ермолову о согласии императора на замену сабель. Однако, денег на перевооружение «от казны» не выделялось, что в конечном итоге и предопределило исход этого дела. 7 февраля 1822 г. Ермолов пишет Власову: «извольте приказать, чтобы впредь не были заказываемы для войска сабли в железных ножнах наподобие драгунских». И почему-то, только через два года (27 февраля 1824 г.) от Власова последовал вопрос: «А какие же тогда иметь?» 10 июня 1824 г. А.П. Ермолов прямо указал: «… Я полагаю Черноморского войска казакам гораздо лучше иметь горские шашки вместо употребляемых ныне сабель…».
Таким образом, еще в начале 20-х гг. XIX в. мог решиться вопрос о постановке шашек на вооружение черноморцев. Но Ермолов пожелал узнать мнение генерал-майора Власова, что не очень-то согласуется с точкой зрения о Власове, как об инициаторе введения шашек. Тот в свою очередь предписал Черноморской войсковой канцелярии дать свое заключение. 25 октября 1824 г. оно и было представлено Власову. Канцелярия признавала, что шашки «способнее» для казаков, но находила «саблю более приличествующей мундиру» (”более приличествующей мундиру”, Карл! И это на Кавказе!). Остерегаясь высказать свое мнение о «введении шашек во всегдашнее употребление», Канцелярия, впрочем, не возражала против употребления оных казаками на «здешней кордонной службе».
30 октября 1824 г. последовал рапорт Власова корпусному командиру: «… шашка в полном параде вместо сабли… показывает большое неприличие, будучи несоответственна форме мундира чрез подтяжку у кушака, иметь же висячею, подобно сабле, по непрочности ножен может часто избиваться… Нахожу полезным иметь сабли казакам тоже в железных ножнах, но гораздо меньшей величины, подобные офицерским, с простою и прочной обделкой и с французским эфесом. Не воспретить также иметь им шашки для употребления служа на кордоне, как оружие легкое и в действии с здешним неприятелем весьма способное. Нынешние же сабли … позволить казакам продавать или донашивать».
В свою очередь Ермолов сабли продавать не разрешил, а позволил казакам «для собственной безопасности … сверх сабель иметь и шашки, если кто пожелает». Итак, для форменной одежды – сабли, для боя – если хотите оказать достойное сопротивление и остаться целым – шашки. Мягко говоря, странное решение. Ведь каждому было ясно, что редкий казак сможет «справить» себе шашку сверх сабли (да и сабли могли приобрести далеко не все).
Разрешение А.П. Ермолова практических последствий не имело. Документально подтверждается проникновение шашек лишь в офицерскую среду. Черкесская шашка была на А. Бурсаке в день его трагической смерти. «…Черкесское вооружение, — отмечал де Бес в 1829 г., — было перенято офицерами из черноморских казаков».
Важен и психологический аспект неудавшейся попытки введения шашек в азиатских и кавказских полках. Даже завладев в бою вражеской шашкой, солдат или казак не мог получить мгновенного преимущества над противником, ведь это был совершенно иной стиль боя, которому в Азии и на Кавказе учились с пелёнок. И знаменитая рубка лозы у горцев считалась лишь детской работой по хозяйству. Поэтому сабли, а позже и шашки так и остаются на третьем плане после ружья и пики, а в некоторых частях порою вообще утрачивают значение реального боевого оружия.
Конечно, ни казачество, ни армейские командиры рук не опустили и всячески старались собственными силами переломить сложившуюся ситуацию. Казакам в этом плане попроще, ведь «что с бою взято, то свято», да и ветераны в станицах уже потихоньку обучали молодёжь бою на шашках. Бессистемно, как бог на душу положит, но учили. А так необходимая в казачьих войсках «Памятная записка о системе обучения малолетков» появилась только 1866 году, уже после победы над Шамилем.
Показательна и инициатива командования по перевооружению в 1835 году проходящего службу на Кавказе 44-го Нижегородского драгунского полка на шашку, модель которой позже назовут “нижегородкой”. История эта тёмная, с кучей домыслов и легенд, но из того, что известно достоверно: разрешение на перевооружение полка шашками представленного образца было получено в 1834 году, приказом №87 по Военному ведомству. И уже 21 сентября 1835 года Артдепартамент отписал начальнику штаба войск Кавказской линии о завершении приготовления должного количества шашек для нижегородцев. Первые чертежи этой шашки нельзя назвать рабочими, скорее, это эскизы, и они были опубликованы только в 1839 году, а детальные чертежи датируются аж 1903-им годом! Хотя, для первой половины XIX века подобная ситуация была обычной. Тогда оружие для армии делалось не по чертежам, а по образцам: изготавливался типовой экземпляр, который и рассылался по заводам для копирования. Кто был инициатором и продавил, а главное оплатил перевооружение полка, и где и кем был изготовлен образцовый экземпляр “нижегородки” история умалчивает. Федоров в своей книге «Холодное оружие» отмечал, что ему неизвестно, кто конкретно разработал эту шашку. По многим параметрам это была шашка кавказского образца, хотя вес и геометрия клинка имеют азиатские корни. Тогда, впрочем, так и писали «азиатского типа», поскольку эта шашка не утапливалась в ножны по гусёк, в отличие от кавказских.
Позже этой шашкой вооружили и сформированный на базе Нижегородского 45-ый Северский драгунский полк, что говорит об утверждённой командованием полка системе обучения солдат бою на шашках. Жаль, что кроме этих полков данная система не распространилась по всей кавказкой и азиатской линии.
В 1838 году герой кавказской войны генерал-лейтенант Я.П.Бакланов создаёт собственный образец шашки, в последствии так и окрещённой «баклановкой». Шашка получилась довольно длинной, очень тяжёлой и дорогой, к тому же имела явно сабельный клинок с елманью. Из чего можно сделать вывод, что создавалась эта шашка не из заботы о рядовом составе Кавказской линии, средний рост которого составлял 165см, а делал её генерал скорее под себя, поскольку отличался высоким ростом и могучим телосложением. Но его успехи в Кавказской войне овеяли эту шашку множеством мифов и легенд, от разваливания противников до седла до неуязвимости её владельца. Так что сначала офицеры, а потом и рядовые казаки стали заказывать у местных мастеров её копии. На волне этой популярности, приказом по Кубанскому войску, шашку разрешили к ношению в строю. Но вопреки мифу о поголовном перевооружении Кавказских казачьих войск на «баклановки», широкого распространения среди казаков эта шашка не получила.
Восстание Шамиля и увеличение иностранных поставок горцам, особенно после потери Черноморского флота в Крымской войне, обострило проблему с белым оружием на Кавказской линии, и командование казачьих войск было вынуждено взять её решение на себя. Кубанское и Терское войско начали практиковать заказы больших партий холодного оружия на заводах и у частных мастеров за счет войсковых капиталов. При этом они сами разрабатывали образцы оружия, которые и отсылались для руководства при изготовлении. Причем, чаще всего высылались только чертежи и описание, так как изготовление образца в войсковой оружейной мастерской, не располагавшей должной технологической оснасткой и квалифицированными мастерами и обходилось дорого, и добиться должного качества было трудно.
Первый известный нам образец такой шашки был разработан в 1858 г. и утвержден командующим войсками Кубанской области генерал-адъютантом графом Евдокимовым. В казачьем обиходе эти клинки назывались «таннеровками». В 1869 г. состоялся первый заказ клинков для Терского казачьего войска на Златоустовском заводе.
В 1873 году о чехарде разнотипных заказов холодного оружия узнают на самом верху и оттуда раздаётся грозное: “Доколе?!” На этот гневный рык из лондонского тумана выныривает бюст поручика Горлова в генеральском мундире и с криком: “Я всех спасу!” ныряет обратно. Ага, это тот самый копипастер Горлов, что из Америц на Русь “бернадку” привёз, чём довёл своего коллегу Гуниуса до самоубийства. Но довольно лирики. Манагер Горлов и в этот раз не сплоховал и, взяв за основу британский вилкинсовский клинок, уже в 1875 году лично представляет на высочайшее рассмотрение свой “научно обоснованный” и подогнанный под европейскую фехтовальную школу образец шашки. Чтобы не углубляться в её достоинства и недостатки, приведу оценку горловской шашки Фёдоровым из его “Истории оружия”: “…казачья шашка 1881 года и колет, и рубит одинаково плохо. Рубящие свойства шашки потерялись из-за посадки рукояти — чтобы придать оружию колющие свойства, рукоять «пришлось отогнуть по направлению от обуха к лезвию, а смещенный от эфеса центр тяжести не позволяет эффективно колоть. Чтобы научиться сносно пользоваться этим оружием, необходимо длительное обучение, что невозможно сделать при коротком сроке солдатской службы”.
При исследовании горловского образца, Фёдоров допустил маленькую неточность, написав, что в Англии в декабре 1877 года «был введен для кавалерии образец чрезвычайно распрямленной сабли, во всем сходный с образцом, изготовленным под наблюдением генерал-лейтенанта А.П. Горлова в 1874 году на одном из английских заводов». Эта строчка дала повод многим “диванным историкам” и даже некоторым серьезным специалистам заявлять о том, что британцы бессовестно спёрли у Горлова клинок для своей сабли.
На самом же деле в 1877 году никакие новые образцы длинноклинкового оружия для английской кавалерии не принимались. В этот момент британские кавалеристы были вооружены кавалерийской саблей обр. 1864 года (Pattern 1864 Cavalry Trooper’s Sword), а в 1882 году была принята модифицированная модель этой сабли под обозначением кавалерийская сабля обр. 1882 года (Pattern 1882, Cavalry Trooper’s Sword). И клинки у этих моделей существенных отличий не имели.
Не имели отличий и клинки британской сабли обр. 1864 года и русской шашки, принятой на вооружение в 1881 году. Впрочем, это не удивительно, их клинки были разработаны на одной и той же фабрике Wilkinson, славившейся качеством выпускаемого ей холодного оружия. При этом на показанных Горловым царю клинках стояло фирменное клеймо фабрики, а чашка эфеса некоторых образцов имела характерные прорези в форме мальтийского креста, впервые поставленного британцами на саблю обр. 1864 года. Документально подтверждено, что этот клинок был разработан Г. Вилкинсоном в начале 40-х годов XIX века, и на вооружение британской армии был принят в 1845 году, получив название «вилкинсоновского». Хотя, достаточно просто посмотреть на фотографии этого оружия чтобы понять кто есть кто.
Британская кавалерийская сабля обр.1864г. с клинком Вилкинсона.
Образцы, представленные царю Горловым.
Командировка в Америку принесла бывшему поручику Горлову не только звания, награды и откаты, но и большой опыт презентаций своего товара, поэтому показ новых образцов холодного оружия перед царственной камарильей прошёл на “ура”. А вот принятие этих образцов комиссией произошло только через пять лет. Ну не любили в России спешки в столь важных вопросах. Эта же комиссия отменила корзинную гарду на драгунской шашке для удобства её носки, а на казачью, наоборот, потребовала поставить крестовину восточного типа. Но хоть в этом Горлов не пошёл на поводу у старых пердунов и смог отстоять вариант казачьей шашки без гарды.
Кстати, ещё один миф о “горловке”, как об улучшенной копии кавказского “волчка” породили два пункта приказа этой комиссии о принятии горловской шашки на вооружение. В приказе под номером 222 по Военному ведомству от 1881 года мы читаем:
…
«б) Кривизна клинковъ сдѣлана въ точности подобною кривизнѣ клинковъ, извѣстныхъ подъ названіемъ «волчковъ», имѣющихъ на востокѣ, въ малой Азіи, между Кавказскими народами и нашими тамошними казаками высокую извѣстность, какъ оружіе, оказывающее необыкновенныя достоинства при рубкѣ.
…
и) Кривизна клинковъ, съ принятіемъ линій кривизны кавказскаго волчка, значительно уменьшилась противъ прежняго, отчего новыя шашки, имѣя первостепенныя качества для рубки, выходятъ вмѣстѣ съ тѣмъ очень хорошими и для колки».
И это всё. Больше никаких параллелей с «волчками» не проводится, да их и в принципе быть не может. Начнём с того, что «волчок» — это не тип оружия с некой уникальной «кривизной». «Волчок» — это клеймо, напоминающее бегущего волка, знак оружейников Пассау и Золингена. Их клинки на Кавказе пользовались большой популярностью, и местные мастера начали тупо подделывать клейма этих немецких мастеров, не заморачиваясь с какой-то особой кривизной. И кроме этой, упомянутой в приказе кривизны, горловский клинок даже с большой натяжкой не может претендовать хотя бы на дальнее родство с кавказской шашкой. Ведь его родная мама — это британская сабля. Но именно эти пункты из приказа № 222 обожают использовать в качестве главного аргумента многие «горлофилы», услышав критику в адрес этих шашек.
Заключением комиссии генералу Горлову было высочайше рекомендовано организовать выделку принятых образцов на Златоустовском заводе. Надо сказать, что и с этой задачей Горлов не справился. Завод погнал откровенный брак, и чтобы снизить его процент, пришлось увеличивать допуски, вместе с которыми увеличился и вес шашки, перевалив за килограмм, это при условии, что вес кавказских образцов колеблется в районе 500гр. Неудивительно, что и казаки, и солдаты были не в восторге от такого “научного подхода” к давно перезревшей проблеме. Зато генералы, наконец-то, смогли закрыть свой гештальт по приведению армии и казачьих войск к единому безобразию.
Это после перевооружения на “горловки”, драгунские полки кавказской линии закидали императора прошениями о возврате им “нижегородок”. Казаки же пришли к тому, с чего начинали ещё при Ермолове: “горловка” для смотра, “таннеровка” для боя. По сохранившимся в казачьей среде “горловкам” можно сделать вывод, что поначалу их, как и положено на Руси, пытались доработать напильником. Встречается очень много укороченных клинков, поскольку длина горловок была излишней и не позволяла стражаться пешим, цепляясь за землю. На многих шашках была переделана рукоять, добавлены долы, изменены остриё и заточка. Но отсутствие характерных повреждений на этих экземплярах говорит о том, что в бою они если и были, то из ножен не вынимались. Чего нельзя сказать о найденных шашках кавказского типа даже в дорогой отделке, почти все они имеют зазубрины на лезвии и глубокие царапины по бокам.
Вы, наверное, спросите, а причём тут заклёпки? Погодите, к заклёпочной теме мы только что подошли. Ведь заслуга по по принятию в 1904 году шашки и книжала кавказского образца принадлежит не какому-нибудь царскому отпрыску, продвинутому генералу или пробивному атаману, а всеми ругаемой и любимой российской бюрократии.
После принятия в 1881 году горловских образцов, вопрос с однообразными шашками и саблями наверху посчитали закрытым. Вот только принятием на вооружение и созданием мобилизационных запасов занимались разные ведомства. И в 1894 году Военным Советом рассматривался вопрос об изготовлении ручек к шашкам и кинжалам неприкосновенного запаса. При этом было обращено внимание, что приказ по Военному Ведомству от 1871 г. №380, устанавливающий форму обмундирования и снаряжения Кубанского и Терского казачьих войск, очень неопределенно описывает холодное оружие. «Кинжал должен быть азиатский, с произвольною оправою, привешиваемой к поясу, а шашка азиатского образца с произвольною отделкой». Военный Совет и Главное Управление казачьих войск, ещё в 1885 г. поднимавшее вопрос о более точном описании образцов, считали, что при таком неясном определении любое оружие, принесенное казаками на службу, могло быть забраковано, вводя их в напрасные расходы. Естественно, что наличие произвольных образцов не давало возможности заготовить их неприкосновенный запас. И Военный Совет потребовал разработать и утвердить «установленным порядком» единый образец шашки и кинжала для Кавказских казачьих войск и объявить по Военному Ведомству их чертежи и описание. При этом следует отметить одну интересную деталь: Военный Совет рекомендовал «руководствоваться образцом горловской шашки, Высочайше утвержденным 6 июня 1881 г, но не в виде обязательства принять именно его для Кавказских войск, а в виде ссылки на существующий уже образец, построенный на основании научных данных…». В мае 1894 г. это решение доведено до штаба Кавказского военного округа, а затем в Кубанское и Терское войска.
Вот тут и началась растянувшаяся на десять лет “заклёпочная драма», или потеха — каждый видит эту историю по своему. Распоряжением Наказного Атамана Кубанского казачьего войска была создана специальная комиссия для выработки образца шашки и кинжала. Комиссия внимательно рассмотрела различные образцы оружия, находившиеся в войсковой мастерской и у частных лиц, и единодушно решила, что лучшими и наиболее соответствующими своему назначению являются изготовленные Златоустовским заводом клинки кавказского типа из старых войсковых заказов. Златоустовские ножны также были признаны вполне удовлетворительными. При этом члены комиссии руководствовались тем, что этот тип ножен выдержал испытания Кавказской войной и казаки с ними свыклись, они легки и просты по своей конструкции, а потому их легко сделать или исправить в любой станице из материалов, имеющихся под рукой. Кроме того, раструб ножен сберегал роговую рукоять и позволял удобнее и быстрее вкладывать шашку. 23 октября 1894 года комиссия представила описания образцов шашки и кинжала с указанием размеров, веса, прибора, стоимости. В сентябре 1894 года образцовые шашки и кинжалы Кубанского и Терского войска были представлены в Главное Артиллерийское Управление. Их осмотрел инспектор Артиллерийских приемок генерал-лейтенант Энгельгардт. Он отметил, что эти шашки резко отличаются от казачьих шашек, утвержденных в 1881 г. Но, учитывая, что с образцами подобных клинков свыклись целые поколения казаков на Кавказе, и они имеют славное боевое прошлое, он предлагал оставить их, предварительно испытав. Конструкция ножен представляла, по мнению Энгельгардта, хорошую возможность для скопления воды у эфеса. Кроме того, соединение частей в ножнах он считал непрочным. Но самые большие претензии вызвал способ скрепления эфеса с хвостом клинка. Две поперечные заклепки инспектор считал ненадежными и предложил способ крепления по образцу горловских казачьих шашек обр.1881г посредством контргайки, скрепляющий хвост рукоятки в раструбе эфеса. Кинжал же не вызвал у него никаких нареканий. Но и шашку и кинжал Энгельгардт отправил на испытания в Инструментальный завод. Именно на этом заводе под руководством генерал-лейтенанта Горлова дорабатывалось холодное оружие образца 1881 года согласно полученных от комиссии замечаний.
22 сентября образцовые клинки поступили на завод, а 24 ноября начальник Инструментального отделения полковник Корольков доложил результаты проверки боевых качество шашек и кинжалов. Их сравнивали почему-то не с казачьими образцами 1881 г., а с драгунскими. Клинок Терского войска оказался чуть тоньше драгунского, короче на три линии, имел два узких и один широкий дол; клинок Кубанского войска был еще несколько тоньше и короче на 4 линии с двумя узкими долами. Клинки закалены пружинной калкой. От груза весом 20,5 кг терский клинок дал стрелку прогиба в 16.5 см, а Кубанский в 16см. Причем у обоих клинков точка наибольшего выгиба оказалась ближе к боевому концу, нежели у драгунского. После указанного испытания прогибом, оба клинка полностью выпрямились без малейших следов остающегося изгиба. Прекрасной оказалась и твердость острия как шашек, так и кинжалов: при опускании острием на железный лист, клинки пробивали его без малейшего для себя вреда. При рубке меди и мягкого железа отлично зарекомендовали себя и лезвия, не получившие ни помятостей, ни зазубрин. Зато полностью подтвердились опасения артиллерийского инспектора относительно крепления эфеса. От первого же удара по меди разлеталась рукоятка терского клинка на куски прямо в руке рубившего. Рукоять кубанского клинка была предварительно обмотана тряпкой, но, тем не менее, от первого же удара совершенно расстроилась, обе половинки сдвинулись со своих мест. В результате испытания клинки были признаны очень хорошими, а способ скрепления их с эфесом неудовлетворительным.
29 декабря 1894 года генерал-лейтенант Энгельгардт сообщил итоги испытания в Главное управление казачьих войск, а оттуда они были доставлены в казачьи войска через штаб Кавказского военного округа. После внимательного изучения результатов испытания, всестороннего обсуждения достоинств и недостатков спроектированного оружия, члены комиссии представили Атаману Кубанского войска свое заключение, которое он и довел начальнику штаба Кавказского военного округа 14 марта 1896 года. В отношении ножен Кубанское войско твердо стояло на своей позиции. К доводам, высказывавшимся ранее, был добавлен еще один: «раструб ножен скрывает выступающие части рукояти, и она не так цепляется за одежду, ремни, ветки…» Из описания испытаний члены комиссии не совсем поняли, что же разлетелось в куски при рубке меди: рукоятка ли вместе с хвостом, или же латунная головка, посаженная на цементный состав. Вариант с хвостом не рассматривался, так как это был бы брак завода. Рукоять из рога или металла, скрепленная двумя заклепками вплотную с хвостом и составляющая с ним единое целое, не может отделиться от хвоста ни при каком сильном ударе. Свой способ крепления шашек кавказского образца, кубанцы считали намного предпочтительнее, чем в регулярной кавалерии и у донцов. И снова войско высказалось за шашку кавказского образца в уважение к ее боевым качествам, удобству носки в пешем и конном строю, историческому прошлому и привычке к ней уже нескольких поколений казаков. Главное Управление Казачьих войск, рассмотрев мнение Кубанского войска, решило, что окончательное заключение можно дать лишь после предварительного испытания на Инструментальном заводе в августе 1896 г. Старые образцы были отправлены в войско и затребованы новые, изготовленные согласно последнего проекта. 7 октября 1896 г. Войсковой штаб дал указание начальнику Войсковой мастерской изготовить новые образцы шашки и кинжала, руководствуясь проектом Наказного Атамана. На старые клинки были приделаны новые рукояти из буйволиного рога, для их крепления была добавлена третья заклёпка и 22 октября новые образцы были отправлены в штаб Кавказского округа. При этом, атаман, ходатайствуя об утверждении этих образцов, просил дать разрешение на оковку головки рукояти, поверх рога, тонким металлическим колпачком для тех, кто пожелает.
Тут нужно сделать небольшое лирическое отступление. Окончание Кавказской войны, резкое повышение боевых качеств и скорострельности огнестрельного оружия привели к тому, что боевые достоинства шашки уходят на второй план и всё больше внимания уделяется её декоративной отделке. Последняя четверть 19 века проходит под знаком борьбы этих двух тенденций. Комиссия Кубанского войска даже потребовала запретить обрамление рукоятей в металл. Ведь при этом центр тяжести смещается к эфесу, нарушая и правильность отвеса шашки. Потому комиссия предложила любителям пощеголять завести второй, декоративный экземпляр.
Видимо, все надежды на высочайшее одобрение их кавказской шашки у казаков давно закончились, или им просто надоела вся эта бумажная волокита, иначе чем можно объяснить, что Главное управление казачьих войск отправило в штаб Кавказского округа результаты новых испытаний шашки лишь через год, в сентябре 1897 г. 1 июля этого же года Оружейный отдел Артиллерийского комитета признал способ скрепления клинка с рукоятью «достаточно прочным и удовлетворяющим своему назначению». Но при этом было обращено внимание, что концы заклепок расклепаны прямо на щёчках без всяких металлических подкладок. По мнению отдела этот способ был признан непрактичным и во избежание раскола рукояти рекомендовано подкладывать под заклепки шайбы и «вообще производить заклепку более тщательно и аккуратно, чем в представленных образцах».
И это замечание отодвинуло утверждение образцов еще на добрых 7 лет. Главное управление казачьих войск зная, что образцы одобрены Артиллерийским ведомством, тем не менее, сочло невозможным представить их на Высочайшее утверждение как, “сделанные небрежно и неаккуратно”. Были затребованы новые образцы, изготовленные согласно указаний Оружейного отдела. Дело снова ушло на очередной годичный виток. В конце 1898 г., начале 1899 г. бракуются очередные образцы, изготовленные как ни странно, без учета рекомендаций Оружейного отдела. В образцах Кубанского войска почему-то не были поставлены шайбы, а терцы исполнили работу очень небрежно. К тому же, описание и рисунки казачьи войска прислали старые. При этом было указано, что образцы Терского войска исправлению и возвращению в столицу не подлежат, так как на Высочайшее утверждение решено было представить образцы Кубанского войска. На этот раз кубанцы поспешили и уже в марте 1899г. изготовили новые образцы, чертежи и описания. Безусловным достоинством представленного в 1899 г. образца был значительно меньший вес по сравнению с образцом 1893 г. При том же весе клинка (610 гр.), общий вес шашки с портупеей уменьшался почти на 400 гр. В первую очередь, это результат отсутствия металлической головки и облегчения рукояти. Роговая ручка на изготовленном образце весила всего 85 гр! Готовый кинжал с поясом, жирницей с отверткою весил около 867 гр., несколько более образца 1893 г. шашечный клинок обошелся в 7 руб. 86 коп., портупея 1 руб.45 коп., кинжал 5руб.50коп., пояс 75 коп. Это дешевле, чем прежние образцы. И это притом, что несколько подорожали златоустовские клинки: шашечный теперь стоил 3 руб. 16 коп., а кинжальный 2 руб.90коп. Но зато подешевел прибор, кожа, да и работа уценилась вдвое. Проектные образцы доставили в столицу, и в августе 1899 г., их снова осмотрели в Оружейном отделе. При проверке оказалось, что заклепки сидят в отверстиях неплотно, вследствие чего шатались щечки рукояти. Пригонка рукояток к хвостам клинков вновь была произведена неаккуратно. И, главное, опять не были поставлены шайбы под заклепки, хотя и в чертежах, и в описании они указаны. 17 августа Оружейный отдел постановил (№ 157), что образцовые шашка и кинжал, в том виде, в каком они изготовлены, представить на Высочайшее утверждение невозможно. Главное Управление Казачьих войск вынуждено было указать, что, несмотря на неоднократные исправления, небрежность Кубанского войска и попустительство войскового начальства не позволяют утвердить образцы холодного оружия, выработка которых началась еще в 1858 г. От кубанцев потребовали принять все меры для тщательного изготовления образцов, соответствующих описанию и чертежам.
Пока в Кубанском войске готовили новый образец, военный министр доложил Императору, что Кавказские казаки до сих пор не имеют установленного образца шашки и кинжала. В результате этого постановления Министра, Государь Император в 24 день апреля 1901 года повелеть соизволил: «казаков Кубанского и Терского казачьих войск не неволить иметь оружие казенного образца и, не стесняясь однообразностью его, разрешить казакам выходить на службу с доставшимся им от отцов и дедов шашками и кинжалами, лишь бы оружие это было годно в боевом отношении». Вероятно, это решение как-то повлияло на ход дела и задержало утверждение клинков еще на три года. К сожалению, нам не известны детали этого заключительного этапа. Ясно, что войсковая мастерская все-таки справилась со злополучными заклепками, ибо 1 марта 1904 года образцовые шашка и кинжал были представлены на утверждение императору, что он и «соизволил сделать». Одновременно утвержденным оказался и орнамент, украшавший прибор шашки и кинжала. Надо заметить, что утверждение образцов явилось, по сути дела, формальным актом и нисколько не способствовало однообразию казацкого вооружения. Казачьи войска так и продолжили сами заказывать себе клинки, не очень-то следуя образцам ни до, ни после их утверждения. И после 1904 года множество клинков, если даже не большая их часть, имели заклепки, расклепанные прямо на роге без всяких шайб. В то самое время, когда в Петербурге утверждали образцы, войсковое начальство писало директору Златоустовской оружейной фабрики об очередном внесении изменений в конструкцию заказываемых на фабрике клинков. Далеко не всегда соответствовал образцу и декор прибора шашек и кинжалов. Ведь кроме войсковой мастерской оформлением клинков занимались военно-ремесленные школы, войсковые мастерские и многочисленные мастера-кустари. Нередко, целый полк оформлял заказ за пределами Кубанской области (обычно у дагестанских мастеров). И все-таки, несмотря на многообразные формы отделки и оформления, казачья шашка сохраняет неизменными свои основные конструктивные черты и довольно легко выделяется среди других образцов холодного оружия.
Пы.Сы. Когда Советская власть в 1927 году озаботилась о вооружении Рабоче-Крестьянской Красной Армии холодным оружием и обратились с этим вопросом в Златоуст, оказалось, что в 1925 году городской совет постановил переименовать Оружейную фабрику главного завода в фабрику имени М.В.Фрунзе. Вместе с названием фабрика поменяла и специализацию – основной продукцией стали столярные инструменты, пилы, столовые приборы и вкладыши к сенокосилкам, по заказам медицинских учреждений изготавливали хирургический инструмент. Поэтому, когда в 1927 году стал вопрос о восстановлении оружейного производства, оказалось, что нет даже чертежей шашек, не говоря уже об образцах. Выйти из затруднительной ситуации помог С.М. Буденный, выславший в Златоуст из Москвы собственные горловские шашки, с которых и были сняты чертежи.
Но рубился Будённый всё-таки кавказской шашкой.
