Поскольку механизированные бригады планировалось комплектовать танками только одного типа (плавающие разведчики не в счёт), сразу возникла проблема артиллерийского сопровождения лёгких танков Т-26. Решить эту проблему казалось проще простого. Упразднили башню и сварганили на месте подбашенной коробки большой примитивный ящик — бронерубку с прорезанной по месту амбразурой для ствола установленной на тумбе полковой трёхдюймовки с укороченным откатом. Что может быть проще?
Так на свет Божий появилась РИ самоходка СУ-1. Но, обычный советский максимализм всё испортил. Точнее, это в РИ всё испортили два чудака на букву М: некий конструктор-самоучка Дыренков, призвавший руководство не тратить время и деньги на доводку безбашенной СУ-1 – у которой, как у любого прототипа, естественно имелась куча проблемы, а сделать ставку на его арттанки – БТ и Т-26 с трёхдюймовкой в башне его же конструкции.
Как и следовало ожидать, башню Дыренков спроектировал паршивую. Даже по этому фото видно, что пушке в башне может быть и не плохо, а вот о танкистах, которые должны её обслуживать, Дыренков похоже вааще не подумал…
Вторым чудаком, оказался человек по истине роковой – это небезызвестный товарищ Маханов от арт. КБ з-да «Красный Путиловец», решивший в инициативном порядке не только «выдать на гора» принципиально новую танковую пушку – по ТЗ выданному Сячинтову, но и разработавший для неё специальный носитель – арттанк со здоровенной башнищей.
Как и во многих других случаях, ничего у товарища Маханова не получилось. Ни пушка, ни арттанк. В самом деле, кому нужна эта громадина с минимальной устойчивостью, имеющая бешеную стоимость, к тому же при одной «смешной» фишке – в той, с виду огромной башнище, которая на самом деле есть вращающийся каземат, должны были, помимо мощной пушки со здоровенной казённой частью и большим откатом, во время движения полностью помещаться два танкиста (внизу, в БО исходного танка, размещался только БК!), но стрелять они при этом не могли!
Шутка от Маханова заключалась в том, что на его пушке приводы ГН и ВН располагались по разным сторонам от орудия и если наводчик отвечал за ГН, то привода ВН должен был обслуживать… не-не-не – не командир! Ему покидать свою наблюдательную рубку было не по статусу, а… механик-водитель, на которого были возложены обязанности и наводчика ВН и заряжающего! Т. е. САУ в движении и даже с коротких остановок стрелять не могла, а при остановке для стрельбы, мехвод покидал отделение управления и втискивался третьим в тот тесный вращающийся каземат, чтоб работать за наводчика ВН и заряжающего.
Понятно, что сей полёт мысли Маханова не поняли.
Зато, неудачи тех «Винтика» и «Шпунтика» подвигли уже серьёзных людей заняться проблемой сотворения башенного арттанка (Т-26-4).
Машина в принципе получилась. Вот только смысл городить башенную САУ для артподдержки был уже не столь очевиден, при том, что стоила она значительно дороже танка, а требовалось их, для бригад, укомплектованных Т-26, много. Поэтому, в дилемме либо много, либо ничего, армия предпочла второе, отменив уже выданный промышленности заказ на жалкие 50 машин.
Не прошёл мимо темы арттанка и «отец» советских САУ 30-х Сячинтов. Прекрасно понимая, место, назначение и, соответственно, «архитектуру» САУ артподдержки (плюс немаловажные вопросы стоимости и технологичности), он создал хорошую танковую пушку ПС-3 и безбашенный арттанк АТ-1, который совсем чуть-чуть недотянул до серийного выпуска на рубеже 36-37 г.г. (только в установочной партии Павлов требовал выпустить 100 самоходок).
Но, АТ-1 подвело отсутствие штатного орудия ПС-3 – серийный выпуск которого, поручили тому самому Маханову, который откровенно саботировал «конкурентку», выпуская нерабочие пушки и бомбардируя «органы» доносами на Сячинтова. В результате, замечательного конструктора арестовали и расстреляли. А при разбирательстве, выяснили, что ни одна серийная ПС-3, выпуск которых курировало КБ Маханова, не соответствовала нормально работающим эталонным орудиям Сячинтова и вместо помощи заводу в освоении её в серии, КБ Маханова, под предлогом доводки «изначально неработоспособной» ПС-3, параллельно, настырно разрабатывало и пропихивало свои пушки Л-7 и новейшую пушку Л-10. Понятно, что, в конце концов, Маханова тоже расстреляли (косяков за ним накопилось столько, что эпопея со злокозненно загубленной ПС-3 – лишь один из эпизодов).
Тем не менее, свою роковую роль в судьбе наших САУ Маханов сыграл на славу. Без серийного выпуска ПС-3 артсамоход Сячинтова АТ-1 терял изрядную долю смысла. При единственно доступном тогда трёхдюймовом «окурке» КТ, АТ-1 уничтожалась лёгкой противотанковой артиллерией противника до того, как сама выходила на дистанцию действительного огня на поражение – ведь, в отличие от немецкого «окурконосца» «Штуг-33», АТ-1 бронирование имела сугубо противопульное.
Махановские же Л-7 и Л-10, страдали собственными недостатками, были дорогими, не технологичными, громоздкими и для установки в АТ-1, требовали полной перепроектировки боевого отделения САУ. В общем, после ареста Сячинтова, практически все его разработки, включая АТ-1, просто закрыли.
Так вот. В АИ, товарища-самоучку Дыренкова послали… учиться вообще, Маханова – учиться у Сячинтова, а СУ-1 решили-таки довести до ума, устранив выявленные при испытаниях косяки.
От СУ-1, новая версия отличалась и довольно сильно. Поскольку у СУ-1, рубка была слишком короткой (что ограничивало расчёт лишь двумя номерами) тяжёлой и низкой (крыша мешала наводчику), к тому же, она страдала от загазованности при стрельбе, от крыши отказались вовсе, увеличив за её счёт немного высоту боевого отделения. Рубку сделали длиннее, обеспечив вентилятор системы охлаждения специальной, врезающейся в заднюю стенку рубки, полукруглой конической выгородкой. Это позволило удобно разместить заряжающего. А установив орудие, вместо штатной, на специальной тумбе (как в АТ-1), боевое отделение сделали свободнее, увеличив попутно сектора обстрела с 10 до 40 гр. ГН с 25 до 45 гр. ВН. Кроме того, амбразура пушки, теперь прикрывалась щитом, установленным на качающейся части орудия, снаружи.
В полу боевого отделения, по бокам от вала двигателя, а так же вдоль бортов, разместили стеллажи боеукладок.
Поскольку предполагалось в непогоду накрывать рубку брезентом (зимой с войлочным подбоем), для выхода и улучшения вентиляции, в бортах разместили две двери.
В лобовой и кормовой бронеплитах рубки, прорезали амбразуры для стрельбы из личного оружия. Вести бортовой огонь можно было из наблюдательных лючков.
В таком виде, СУ-1 успешно прошла испытания и была принята на вооружение под индексом СУ-1 обр. 1933 г.
В серию, в том же году, она пошла в ещё более усовершенствованном виде.
Для улучшения обзорности, рубку оснастили откидывающимися на петлях верхними частями бортовых и лобовых бронеплит (как на РИ АТ-1)
В правом лобовом листе рубки, перед рабочим местом наводчика, разместили шаровую установку для пулемёта ДТ. Этот же, предназначенный для самообороны САУ пулемёт, можно было на специальном шкворне установить в один из трёх кронштейнов по бортам и в задней части рубки.
В кормовой части, рубку, по примеру танковых башен, «довесили» вместительной крытой нишей для дополнительной боеукладки.
Командир располагался за спиной и выше механика водителя – слева от орудия. В его распоряжении находились прожектор и, установленные чуть позже, перископический прицел и радиостанция ближнего действия. Наводчик – справа от пушки, несколько ближе командира к передней части рубки. Его рабочее место оборудовалось приводами наведения и телескопическим прицелом. Заряжающий, располагался в кормовой части рубки, сразу за спиной наводчика. Помимо своей главной функции, до получения самоходками радиостанций, он же отвечал за проводную линию телефонной связи, которой соединялись самоходки с машиной командира батареи после развёртывания на позиции.
Благодаря небольшой толщине брони рубки (всего 9 мм) и отсутствию крыши, маневренные данные САУ соответствовали танку Т-26, а себестоимость была ниже. Экипаж состоял из четырёх человек. Боекомплект (благодаря кормовой нише рубки) удалось довести до 50 выстрелов к пушке (20 осколочно-фугасных гранат, 20 шрапнелей и 10 картечей) и 10 магазинов к пулемёту ДТ. Кроме того, на четыре человека экипажа, полагалось личное оружие: карабин, револьвер и шесть ручных гранат.
Батарея САУ состояла из шести машин. Четыре собственно САУ, одна командирская машина (вместо пушки, помимо артиллерийской панорамы и миникоммутатора полевого телефона для связи с самоходками батареи и выхода в полевую сеть части, имелась радиостанция с поручневой антенной и соответствующей заменой наводчика и заряжающего на одного радиста) и один транспортёр (он же эвакуатор) в бронерубке которого размещались снаряды, а в колёсном, не бронированном прицепе, бензин, масло, вода и ЗИП. Так же, батарее принадлежали уже отнюдь не вездеходные 6 автомашин-полуторок гружёных имуществом «лёгкого обоза» и мотоцикл (или даже велосипед) связи.
Батарея могла придаваться танковому или мотострелковому батальону мехбригады, либо действовать в составе бригадного дивизиона САУ.
Поскольку бронезащита рубки уступала броне танковых башен, использовать эти лёгкие САУ предполагалось на первом этапе для стрельбы с закрытых позиций «по гаубичному», чтоб не приближаться к противнику на дистанцию поражения от его средств ПТО, а затем, уже в ходе атаки, для стрельбы через головы наступающих танков и пехоты, двигаясь позади них. При тогдашнем уровне связи и целеуказания, это уже была фактически стрельба «по площадям». Самоходки должны были просто обеспечивать вал артогня в поддержку наступающим танкам и пехоте бригады. Не более. Понятно, что ради создания такого «вала» на САУ предварительно загружали двойной БК.
Единственная модернизация (не считая замены КТ на ПС-3), была осуществлена в 1939-ом году, вслед за танком Т-26, который получил существенно усиленные элементы подвески от среднего танка Т-27 и 100-сильный форсированный двигатель.
Благодаря этому, появилась возможность изменить форму рубки, увеличив наклон передних бронеплит, существенно усилив бронезащиту самоходки с передней проекции (28 мм цементованные бронеплиты). В новой орудийной установке, вполне удачно встала грабинская Ф-32 (чуть позже, заменённая на более мощную Ф-34). Вновь ввели крышу, на которой установили вытяжной вентилятор, командирскую башенку с турельной пулемётной установкой и штыревую антенну радиостанции.
Посадочные люки в крыше, так же позволили отказаться от бортовых дверей рубки. А вот от удобных больших смотровых бортовых лючков напротив не отказались.
С конца 30-х, когда было прекращено производство исчерпавшего себя танка Т-26, а новый пехотный танк всё никак не могли довести до ума, эта САУ выпускалась в больших количествах и шла на укомплектование самоходных артдивизионов не только механизированных бригад, но и противотанковых, где не плохо показала себя во время летней кампании 41-го года.
