В начале ХХ века русской армии понабились миниатюрные артиллерийские орудия. Но несмотря на то, что талантливыми конструкторами был предложен ряд передовых разработок, в бою русским пушкам-игрушкам так и не суждено было проявить себя.
Со времен императора Павла I, упразднившего полковую артиллерию, и вплоть до 1915 года в русской пехотной и кавалерийской дивизии единственным оружием оставались ружья и сабли. Да-да, совершенно серьезно: в наших дивизиях не было никакого иного оружия и ни одной самой плохонькой пушки. Другое дело, что в ходе боевых действий к дивизии прикомандировывалась артиллерийская бригада, командир которой переходил в оперативное подчинение командиру дивизии. В ходе наполеоновских войн, когда для сражения выбиралась большая равнина, такая схема неплохо действовала. Но для ХХ века, когда характер ведения войны радикально изменился, она уже не подходила.
76-мм батальонное орудие Ф-23 в походном положении 76-мм батальонное орудие Ф-23 было изготовлено в двух вариантах. Первый сделали на заводе №92 в конце 1936 года. После 197 выстрелов на опытном образце появились трещины в станке, и система была возвращена на завод для доработки.
Орудие полковника Розенберга
В ходе Первой мировой все стороны быстро уяснили, что плотные колонны войск в чистом поле становятся идеальной мишенью для противника. Пехота спряталась в окопы, а для наступления стали выбирать пересеченную местность. Однако войска по-прежнему несли большие потери от вражеских пулеметов, а подавлять их с помощью орудий прикомандированной артиллерийской бригады было сложно, во многих случаях даже невозможно. Требовались миниатюрные орудия, которые могли бы находиться рядом с пехотинцами в окопах, а при наступлении легко переноситься или перекатываться вручную расчетом из 3–4 человек. Они должны были уничтожать пулеметы и живую силу противника. Первым отечественным батальонным орудием такого рода стала 37-мм пушка Розенберга. Полковник Михаил Федорович Розенберг, будучи членом Артиллерийского комитета, убедил начальника артиллерии великого князя Сергея Михайловича дать ему задание на проектирование этой системы. Розенберг с командой помощников уединился в своем имении и через полтора месяца предъявил готовый проект 37-мм пушки. В качестве ствола системы Розенберга был использован 37-мм штатный вкладной стволик, служивший для пристрелки береговых орудий. Станок был деревянным, однобрусным, жестким (то есть без противооткатных устройств). Частично энергия отката гасилась специальными резиновыми буферами. При этом станок имел простейший винтовой подъемный механизм, а поворот орудия производился стрелком вручную путем поворота хобота лафета. Станок комплектовался щитом толщиной 6 или 8 мм. Причем 8-мм броня выдерживала пулю винтовки Мосина, выпущенную в упор.
В течение минуты система легко разбиралась на две части массой 73,5 и 106,5 кг, и на поле боя орудие перевозилось вручную тремя номерами расчета. А для транспортировки на большие расстояния к передку крепилась оглобля, и одна лошадь легко везла пушечку со скоростью до 8 км/ч. Но чаще всего ее возили на обычной телеге или водружали на походную кухню взамен котла. Хотя армия требовала свыше 6000 мини-пушек, в боевых действиях 1916–1917 годов приняли участие всего 200 орудий системы Розенберга.
Нельзя сказать, что первый блин получился комом, однако деревянный лафет быстро выходил из строя, поэтому в 1925 году воентехник Ростислав Августович Дурляхов создал для 37-мм пушки Розенберга железный станок. На тот же станок были наложены и 186 37-мм германских пушек системы Грюзонверке, имевших такие же весогабаритные характеристики. Стоит сказать несколько слов о самом Дурляхове – его биография довольно любопытна. Этот талантливый человек вошел в историю как блестящий ученый и создатель нескольких десятков уникальных артсистем. Генерал-майор царской армии, происходивший из прибалтийских немцев, в советское время он стал скромно называть себя воентехником. В свое время о нем ходило немало скабрезных анекдотов. Их причиной послужила смена генералом в начале Первой мировой войны немецкой фамилии Дурляхер на русскую Дурляхов. Пытливые подчиненные постоянно пытались найти ответ, где это Дурляхер потерял свой… Впрочем, вернемся к пушкам.
76-мм батальонное орудие Ф-23 при стрельбе под большим углом возвышения. Второй вариант Ф-23 разработали в то же время, и при испытаниях на 34-м выстреле вышли из строя противооткатные устройства и подъемный механизм.
Советский калибр
Поскольку 37-мм осколочный снаряд имел очень слабое действие, в сентябре 1922 года Главное артиллерийское управление Рабоче-крестьянской Красной армии (ГАУ РККА) дало задание на проектирование систем батальонной артиллерии – 45-мм пушки, 65-мм гаубицы и 76-мм мортиры. Именно они стали первыми артсистемами, созданными при советской власти. Любопытно, что выбор калибра 45 мм для батальонной артиллерии не был случаен. На складах РККА имелось огромное количество 47-мм снарядов от морских 47-мм пушек Гочкиса. При стачивании старых ведущих поясков калибр снаряда уменьшался на 2 мм. Так и появился этот калибр, которого до 1917 года не было ни в армии, ни на флоте. В середине 1920-х было изготовлено два десятка опытных образцов миниатюрных, но достаточно грозных орудий. Самой мощной системой стала 65-мм гаубица знакомого нам воентехника Дурляхова. Вес ее составлял 204 кг, дальность стрельбы 3,41-килограммовым снарядом – 2,52 км. Главным соперником Дурляхова выступил другой обрусевший немец – Франц Францевич Лендер, представивший на испытания целую коллекцию своих систем: 45-мм пушки большой и малой мощности и 60-мм гаубицу. Любопытно, что системы Лендера имели те же механизмы, что и большие орудия: противооткатные устройства, подъемный и поворотный механизмы и многое другое. А изюминкой их было то, что орудия могли вести огонь как с металлических катков, так и с походных колес. Походное колесо состояло из металлического катка и металлического кругового кольца. При переходе с катков на походные колеса на катки надевались круговые кольца. На катках системы имели щит, но с походными колесами щит не мог быть надет. Системы разбирались на восемь частей для переноски на людских вьюках. Не менее интересной была и 45-мм пушка системы А.А. Соколова. Она стала первой отечественной артсистемой с раздвижными станинами. Все батальонные артсистемы калибра 45–65 мм стреляли осколочными и бронебойными снарядами, а также картечью. Кроме того, на заводе «Большевик» была изготовлена серия надкалиберных («надульных») мин – 150 штук весом по 8 кг для 45-мм пушек и 50 для 60-мм гаубиц. Тем не менее по не совсем понятным причинам Артуправление отказалось от принятия на вооружение надкалиберных мин. Тут следует напомнить, что в годы Великой Отечественной войны немцы довольно широко применяли на восточном фронте надкалиберные снаряды (мины) – как противотанковые (кумулятивные) из 37-мм пушек, так и тяжелые фугасные из 75-мм и 150-мм пехотных орудий. А в Красной армии из всех этих артсистем на вооружение была принята лишь 45-мм пушка малой мощности системы Лендера. В производстве она имела название «45-мм батальонная гаубица образца 1929 года»: наши красные комиссары в то время не сильно разбирались в отличиях пушки от гаубицы. Но, увы, и этих 45-мм пушек было изготовлено всего лишь 100 штук.
76-мм батальонное орудие Ф-23 при стрельбе под малым углом возвышения. Несмотря на высокие результаты, показанные при испытаниях, обе системы так и не поступили на вооружение — вероятно, стараниями минометного лобби.
Пагубное увлечение
Причиной прекращения работ над мини-пушками и гаубицами стало принятие на вооружение в 1930 году 37-мм противотанковой пушки, купленной у фирмы «Рейнметалл», а также увлечение руководства РККА, и в первую очередь М.Н. Тухачевского, безоткатными пушками. Кроме мини-пушек в 1926–1930 годах было изготовлено шесть опытных образцов 76-мм мини-мортир. Все они имели небольшой вес (63–105 кг) и высокую мобильность – на поле боя их могли везти 1–2 номера расчета. Дальность стрельбы составляла 2–3 км. В конструкции мортир были использованы весьма оригинальные решения. Так, в боекомплекте трех образцов мортир КБ НТК АУ имелись снаряды с готовыми выступами. При этом образец № 3 имел газодинамическую схему воспламенения, когда заряд сгорал в отдельной каморе, соединенной с каналом ствола специальным соплом. В мортире ГШТ ее конструкторы Глухарев, Щелков, Тагунов впервые в России применили газодинамический кран. Но, увы, эти мортиры были буквально «сожраны» нашими минометчиками Н.А. Доровлевым и К0. Эти молодые ребята почти один в один скопировали французский 81-мм миномет Стокса–Брандта и делали все, чтобы не допустить к принятию на вооружение любой системы, способной конкурировать с минометами.
Заговор минометчиков
Хотя меткость стрельбы у 76-мм мортиры была на порядок выше, чем у 82-мм минометов начала 1930-х годов, работы над мортирами были прекращены. Любопытно, что одному из видных минометчиков Б.И. Шавырину 10 августа 1937 года было выдано «авторское свидетельство на миномет с применением дистанционного крана для выпуска части газов в атмосферу». Про мортиру ГШТ у нас давно забыли, а про пушки и минометы с газоотводным краном, серийно производившиеся во Франции, Чехословакии и даже в Польше, говорить было не положено. Во второй половине 1930-х годов в СССР были созданы две оригинальные 76-мм мини-гаубицы: 35К конструкции В.Н. Сидоренко и Ф-23 конструкции В.Г. Грабина. Весьма легкие, всего 344 кг и 350 кг соответственно, обе системы были еще и разборными и могли перевозиться на конских и людских вьюках.
Особенность конструкции гаубицы Грабина заключалась в том, что ось цапф проходила не через центральную часть люльки, а через ее задний конец. В боевом положении колеса находились сзади. При переходе в походное положение люлька со стволом поворачивалась относительно оси цапф назад почти на 180 градусов.
Надо ли говорить, что минометное лобби сделало все, чтобы сорвать работы над 35К и Ф-23. В сентябре 1936 года в ходе второго полигонного испытания 76-мм гаубицы 35К при стрельбе лопнула лобовая связь, так как отсутствовали болты, скреплявшие кронштейн щита с лобовой частью. Кто-то, видимо, вынул или «забыл» поставить эти болты. В ходе третьего испытания в феврале 1937 года кто-то не залил жидкость в цилиндр компрессора. В результате при стрельбе из-за сильного удара ствола была деформирована лобовая часть станка. Возмущенный В.Н. Сидоренко 7 апреля 1938 года написал письмо в Артиллерийское управление: «Завод № 7 не заинтересован в доделке 35К – это грозит ему валовым произволом… У Вас [в Артуправлении] 35К ведает отдел, который является убежденным сторонником минометов и, следовательно, противником мортир». Далее Сидоренко прямо писал, что на испытаниях 35К на НИАПе имело место элементарное вредительство. Тогда в Артуправлении не захотели слушать ни Сидоренко, ни Грабина, и работы над обеими системами были прекращены. Лишь в 1937 году в НКВД «собрали до кучи» жалобы Сидоренко и других конструкторов, и тогда все руководство Артуправления «загремело под фанфары». В декабре 1937 года новое руководство Артуправления решило вернуться к вопросу о 76-мм мортирах. Военный инженер 3-го ранга НТО Артуправления Синолицын написал в заключении, что печальный конец истории с 76-мм батальонными мортирами «является прямым актом вредительства… Считаю, что работы по легким мортирам надо немедленно возобновить, а все ранее изготовленные мортиры, разбросанные по заводам и полигонам, разыскать». Однако в годы Великой Отечественной, когда основным средством поддержки германской пехоты было 7,5-см легкое и меткое пехотное орудие образца 1918 года с кумулятивным снарядом, прожигавшим броню толщиной до 80 мм, у нас ничего подобного, увы, не было.
