Это последний «Мы наш, мы новый мир построим». Ранее выкладывался кусочек, а вот теперь все.
9 апреля 1918 года. На пути в пролив Муху
Стоя на мостике флагманского эсминца «Стерегущий», комиссар Смирнов вспоминал события трех последних месяцев:
17 февраля 1918 года. Выборг. Здание Выборгской русской учительской семинарии. Временный штаб 42-го армейского корпуса.
Разговор с командующим Красной гвардии Финляндии Ээро Хаапалайненом и бывшим командиром 106-й дивизии, а теперь советником Хаапалайнена Михаилом Свечниковым был серьезный и недолгий.
… — Если кратко товарищ Ээро, то будет резня. Без разбора. Русский – значит смерть.
— Это как же?
— А вот так товарищ Михаил. Эти гниды из финской верхушки, как продажная девка, лягут под любого, кто покажет себя сильным. А сильными они считают шведов и германцев. Вот и считай. Либо сражаться до конца и выжить, либо пропасть в плену.
— От оно как…
— Да, вот так. А теперь товарищи давайте вместе подумаем, какие решения усилят нашу группировку и ослабят генерала Маннергейма. Я предлагаю, выставив заслоны, насколько это возможно, рывком, оторваться от противника и …
… Телеграмма: «Вр. командующему 106-й дивизией тов. Буланцель. Подготовить отступление в район Гельсингфорса. Все, что невозможно эвакуировать – уничтожить. Всех желающих эвакуироваться, взять с собой. Хаапалайнен, Свечников».
Телеграмма: «Вр. командующему Выборгским районом тов. Бакмап. Подготовить оборону г. Выборга, обеспечить связь по железной дороге с Петроградом, активно противодействовать против белофиннов на участке Имантра – ст. Хийтала и в районе Аптреи. Ждите прибытия резервов. Хаапалайнен, Свечников».
18 февраля 1918 года. Сестрорецк.
По прибытии в Сестрорецк комиссар Смирнов немедленно отправился на оружейный завод, где с ним встретился Фёдоров.
— Николай Константинович. Вот образец винтовки, о которой я говорил. Мы сделали два варианта. Патроны русский и «Арисака».
Собственно две нижние винтовочки
— Спасибо, огромное спасибо Владимир Григорьевич. Такие винтовки чрезвычайно нужны.
— Мы смогли сделать тридцать штук под патрон с рантом. Заканчиваем такую же партию под японский патрон. К тому же меня назначили главным инженером на строящийся Ковровский завод. И здесь меня уже не будет. А вот что касается пулемета, то отремонтировать сможем и отдельные части сделаем, а вот выпуск пока только в планах. И то только на новом заводе.
— Жаль, очень жаль…
19 февраля 1918 года. Гельсингфорс. Совет при Областном комитете Финляндии и ЦК Балтийского флота.
… — Товарищи. Наше собрание будет коротким. Из Петрограда пришла телеграмма: «Обращаю внимание тов. Глазунова, тов. Дыбенко и тов Бальзама, на скорейшее устранение повреждений и поломок следующих кораблей: ледокол «Трувор», имеет пробоину, стоит на стапелях и не ремонтируется, ледокол «Пурга» всю зиму бездействовал из-за поломки винта, хотя имеющийся запасной может быть установлен в течение 3—5 дней. Ледокол «Черноморский № 3» посажен на мель, и никаких мер для снятия его не принято». Надо немедленно организовать ремонт указанных судов…
К концу февраля ситуация на финском фронте ненадолго стабилизировалась. Противоборствующие стороны подтягивали резервы, готовясь к продолжению боевых действий. Со стороны финской красной гвардии в районе Таммерфорса линию соприкосновения несколько раз пытались перейти небольшие лыжные отряды. Однако хорошо обученные солдаты 27 королевского батальона сорвали эти попытки, жестоко расправляясь с попавшими в плен. Но и бывшим прусакам несколько раз удалось нанести поражение несколькими неожиданными артналетами.
К началу марта «сидение» закончилось, и белофинны начали активные действия. Однако большинство ударов оказались совершенно напрасными. Противника исчез, позиции оказались покинутыми, а несколько малочисленных отрядов постоянно задерживали наступающие части пулеметным и винтовочным огнем. Когда же развернувшиеся в боевой порядок брали приступом очередной «кусачий» рубеж, то обычно находили лишь стреляные гильзы и иногда непоправимо искореженный пулемет. А через несколько километров все начиналось заново. Когда все-таки нашли способ обходить такие узлы сопротивления, то оказалось, что почти все части красных сосредоточились в портовых городах, и разбить их кавалерийским наскоком не получится.
20 марта 1918 года. Гельсингфорс. Борт ледокола «Тармо».
… — Тихо. Давайте господа быстрее и сразу по каютам.
Восемь теней быстро растворились в недрах ледокола, затаившись до поры.
— Все остается в силе?
— Да господин лейтенант. Завтра прибудут все остальные. Предписание уже готово.
— Куда идем?
— Курс на Або. Там стоят корабли германского флота. Ледокол им очень пригодится.
— Хорошо…
Утром 21 марта на ледокол прибыли под видом русских инженеров глава финского контрреволюционного правительства Свинхувуд и сенатор Кастрси. Нe возбудив ничьих подозрений, «Тармо» с подложным предписанием Совкомбалта вышел в море и взял курс на Або. Днем, по сигналу, прятавшиеся на ледоколе белогвардейцы выскочили из кают, арестовали всех русских и красных финнов и заключили их под стражу. «Тармо» под финским флагом прибыл в Або и поступил в распоряжение германского командования. Арестованная команда была брошена в тюрьму. На ледоколе были спешно установлены пушки, и вскоре он приступил к активным действиям против советских кораблей.
22 марта 1918 года. Гельсингфорс. ЦК Балтийского флота
… — Завтра из Кронштадта прибудет «Волынец». Ледокол доставит большую группу специалистов и моряков. Надо сделать все, чтобы не повторилась история с «Тармо». Товарищ Дыбенко распорядился усилить охрану судов.
— Охрану усилить можно. Никого не пускать. На ночь устанавливать усиленный пост с пулеметом.
— Это дело. И попросить финских товарищей помочь.
— Товарищ Глазунов. Ледокол сопровождает эсминец «Энгельс».
— Так это еще лучше. Братишки помогут…
29 марта 1918 года. Гельсингфорс. Выход из гавани. Борт эсминца «Энгельс».
ледокол «Волынец» и эсминец «Энгельс»
На мостике эсминца «Энгельс» оживленно переговаривались капитан 2-го ранга Святов и командир корабля капитан 3 ранга Васильев.
— Доверчивые они. Если бы настоящие рабочие пришли на час позже, лишились бы еще одного ледокола.
— Может оно и так. Ты вот что Владимир Павлович. Прикажи вывалить шлюпки за борт. Им деваться некуда, могут наших за борт начать выбрасывать или чего доброго ледокол утопить. Будь наготове.
— Боцман. Шлюпки правого борта к спуску изготовить. Вооружить палубную команду. Боевая тревога.
На корабле противно заревели колокола громкого боя. Засвистала боцманская дудка, загрохотали по палубе матросские башмаки. После недолгой возни донеслась команда: «Шлюпки к спуску изготовить», и через несколько минут: «Шлюпки за борт».
Осторожно сближаясь с ледоколом на 9 узлах, эсминец подходил с левого борта.
— Смотри. Столпились. И револьверы есть.
Перекрывая голоса матросов, заревела из динамиков команда:
— Застопорить ход. Оружие за борт. При неисполнении открываю огонь.
Ледокол сбавил ход и вдруг неожиданно стал поворачивать влево, подставляясь под острый нос эсминца.
— Пулеметчики, по рубке и предателям огонь, — и сразу же рулевому – лево руля; левая средний назад, правая средний вперед.
Зазвенел машинный телеграф, эсминец задрожал всем корпусом, отрабатывая команду и почти на месте разворачиваясь всем корпусом влево. Зашлись в нескончаемой очереди два правобортовых максима. На ледоколе послышались крики, несколько человек упали за борт, остальные метались по палубе или неподвижно лежали.
— Стоп обе. Шлюпки на воду. Старший артиллерист, ледокол на прицел.
Кормовые четырехдюймовки плавно развернулись и направили свои длинные стволы на «Волынец».
Снова залилась свистом боцманская дудка. Две шлюпки плюхнулись в воду. Послышалась боцманская команда: «Экипажи в шлюпки». Затем под бодрые команды шлюпки резво рванули к замершему ледоколу
Спустя несколько минут матросы шустро влезли на борт и быстро разбежались по кораблю. Послышалось несколько глухих выстрелов, в ответ затарахтели ППД. Спустя еще время на левом крыле мостика возникла фигура сигнальщика.
— Что передает?
Сигнальщик поднял бинокль.
— Ледокол наш, кингстоны закрыты, пленные освобождены. Ранены пятеро, медпомощь не требуется.
— Товарищ капитан 2-го ранга. Ледокол захвачен, ранены пятеро.
— Хорошо. Владимир Павлович, возвращаемся. Раненых на корабль, предателей в трюм.
— Есть…
— Товарищ капитан 2-го ранга радио из Ревеля.
— Что там?
— Германская эскадра снимается с якоря в Або. На подходе к Аландским островам транспорта с десантом. Наше место 50 кабельтовых к Норд-Ост-Осту от маяка острова Руссарэ у кромки льда.
— Ну вот и дождались…
Полуостров Гангут. 4 апреля 1918 года.
Едва ледокол «Тармо» закончил пробивать канал в береговом припае, тральщики произвели контрольное траление и в гавань Ханко направился первый транспорт с германским десантом, как со стороны моря пришла смерть. Отмечая пузырчатым следом свой неутомимый бег, к транспортам, устремились торпеды. Четыре АГ, все, что смогли подготовить в Ревеле, методично опустошали торпедные аппараты. В итоге семь транспортов и один турбинный миноносец черпали своими корпусами стылую водичку весеннего Балтийского моря. Закончив свою смертоносную работу подлодки, затаились где-то в глубине, потихоньку отползая на новую позицию. Ибо это был не последний акт драмы под названием внезапное нападение. Затем в опасной близости от сгрудившихся транспортов взметнулся белопенный куст снарядного разрыва. Поначалу на него мало обратили внимание. Суматоха стояла страшная, корабли сопровождения, не исключая линкоры, усиленно шпиговали окрестное пространство ныряющими снарядами разных калибров.
Но затем на NОO далеко за маяком о. Руссарэ замелькали вспышки. Град снарядов обрушился на транспорты, и они как неповоротливые жуки медленно стали расползаться, смешивая все расчеты германских артиллеристов. Миноносцы и легкий крейсер, обходя о. Руссарэ с Z, наконец-то разглядели своего врага. В окулярах биноклей появился, измазанный полосами камуфляжа, низкий корпус русского эсминца. На время задробив стрельбу из бакового орудия, корабль повернулся бортом и начал бодро обстреливать головной германский крейсер, ложась на обратный курс. Едва вокруг наглого русского кораблика стали рваться снаряды, он умудрился влепить подряд два залпа в «Аугсбург». Не вынеся такой звонкой пощечины, германцы бросились в погоню. Но отойдя от Руссарэ на пару кабельтовых, получили срочный приказ о возвращении. Увиденное заставило многих произнести проклятия. Броненосец «Беовульф» глубоко осел носом и продолжал тонуть, а «Позен» имел сильный крен на левый борт. Это два «Барса» нашли свои цели. 4-я полуфлотилия тральщиков вместе с кораблями 9-й полуфлотилии вела спасательные работы у подорванных транспортов, а к «Позену» подошел вспомогательный крейсер «Мёве». Линкор «Вестфален» в охранении трех тральщиков держался немного мористее. Внезапно среди плотной группы тральщиков снова начали вздыматься фонтаны разрывов. Немного погодя с истинного Z обозначились дымы.
«Вестфален» помедля открыл огонь, а крейсер «Аугсбург» полным ходом, распуская клубы дыма от пожара на баке, направился к вновь появившемуся противнику. Однако его 15-см пушки никак не могли попасть в очень быстро идущие корабли русских. А вот они, напротив, быстро пристрелялись и «Аугсбург» буквально скрылся в стене белопенных фонтанов. Правда огромные разрывы снарядов главного калибра «Вестфалена» не позволили русским приблизиться и они, резко отвернув, рассыпались в редкий строй фронта и отошли за предел дальности стрельбы линкора. Но это не спасло «нахватавшийся» русских снарядов «Аугсбург». На нем разгорелись сильные пожары на шканцах, а потом и на шкафуте, постепенно сливавшиеся в один большой костер, крейсер сильно сбавил ход и накренился на правый борт.
Пока на германских кораблях боролись с повреждениями и спасали тонущих десантников, в действие опять вступили подводные лодки. Посередине «Вестфалена» встал высокий столб подводного взрыва, затем немного ближе к корме еще два. Подошедшие миноносцы обстреляли место предполагаемого нахождения подводной лодки, ныряющими снарядами. В воде что-то забурлило, показалась какая-то неясная тень. Внезапно подлодка выскочила на поверхность, и один из миноносцев протаранил ее сразу за рубкой. Субмарина, имея сильный крен и нарастающий дифферент на корму, медленно погрузилась. Возмездие не заставило себя долго ждать. С Z на германские корабли вновь обрушился шквал огня. Вооруженные ахт-ахтами миноносцы отбивались, как могли и даже добились нескольких накрытий, но что они могли поделать против мощных 130-мм орудий русских кораблей. А с О вновь появился одиночный эсминец и не спеша занялся оставшимися транспортами. Прочая мелюзга испуганно разбегалась в разные стороны, иногда постреливая из своих несерьезных пушечек. Лишь один «Аугсбург» изредка огрызался из своего кострища, но русские благоразумно вели огонь по вражескому крейсеру, держась его не стреляющей стороны. В конце концов, мощный взрыв расколол крейсер пополам и он быстро затонул.
С оставшимися транспортами покончили быстро. А затем настал черед дредноутов. Не рассчитанные на противодействие 400-кг боевым частям торпед 53-38 и 319-кг боеголовкам 53-39 германские линкоры очень скоро пошли на дно. Среди терпевших поражение германских кораблей оставался один, казавшийся относительно целым, боевой корабль. Названный так же как и подводный корабль капитана Немо «Наутилусом», он в самом начале боя получил болезненное и неисправимое попадание в машинное отделение и счастливо избегая попаданий, стоял, без хода. И именно к нему к нему направился, испещренный полосами камуфляжа, русский эсминец, распуская на фалах сигнал: «Прислать шлюпку с парламентером».…
… Дую спик инглиш?
— Йес, ай ду, — немного удивленно ответил командир «Наутилуса» фрегаттен-капитан Франц Пфейфер.
— Ол рескид ту плэйс он майнсвиперс энд дестроерс. Ёр круисер флуд. Ту гоу ту Кил ор Шведен. Перфом! (всех спасенных разместить на тральщиках и миноносцах, ваш крейсер затопить. Идти в Киль или в Швецию. Выполнять!).
Громко лязгнула сталь под крылом мостика, и в лицо фрегаттен-капитана уставилось рябое, жутко выглядящее, дуло пулемета максима. Отваливая на катере от борта русского эсминца, Франц Пфейфер с каким-то отчаянием подумал: «Vae victis»…
… Вице-адмирал Подгурский окинул взглядом искореженные внутренности «Гепарда».
— Боцман. Зажги огонь.
— Есть. … так что трещит.
— Сколько еще, как думаешь?
— А кто его знает! Можа час, а можа и поболе.
Вот и все, — подумал он. Надо тебе было это делать,? Сидел бы сейчас в Ваза, вместе с супругой. Да вот совесть вишь заела… а все таки мы этому линкору ловко попали… а переборки нужны… если бы они были, сейчас…
«Гепард» найдут только через семьдесят лет. Лодку обследуют, и оставят рядом небольшой камень с краткой надписью: «Спите спокойно. Мы победили».
Остров Рисакари. Батарея № 41. 6 апреля 1918 года.
Отчаянно дымящий ледокольный пароходик причалил к пристани ближе к обеду. Поначалу ничего не происходило, но затем несколько человек сошли на берег и не торопясь проследовали в портовый домик, и снова наступила тишина. Правда, ненадолго. В час пополудни неожиданно большая группа вооруженных людей высадилась на пирс и скорым шагом направилась к десятидюймовой батарее № 41. Десяток вооруженных финнов не смогли оказать серьезного сопротивления, и рота латышского полка приступила к давно освоенной работе. Орудия, станки и склады боеприпасов были споро заминированы. Особо непонятливых пинками эвакуировали подальше к западному обрывистому берегу и заставили укрыться среди крупных камней. А потом десятидюймовые орудия Владивостокской крепости перестали существовать как единое целое.
Остров Катаялуото. Батарея № 42. Тот же день ближе к вечеру.
Грохот взрывов и огромный гриб на месте 41-й батареи вызвал на острове настоящую панику. Поэтому к подходящему пароходу ринулись все, кто находился на острове. Моряк, стоявший на носу парохода, что-то проорал в рупор, но скопившиеся на пристани люди ничего членораздельного не расслышали, а затем с борта судна поверх голов застрочил пулемет, и толпа быстро разбежалась…
Батареи крепости Свеаборг №№ 44, 45, 46, 49. 6 апреля 1918 года
Батарею на острове Куйвасаари брала вторая рота латышского полка. Из-за отсутствия ледокола пришлось высаживаться на береговой припай. Ожидали вооруженного сопротивления, но батарею взяли на удивление быстро и без крови. А вот с островом Исосаари пришлось повозиться. Финны оказали ожесточенное сопротивление. Не смотря на то, что Гельсингфорс оставался под контролем финской красной гвардии, на острове находились около двухсот щюцкоровцев. Они не смогли привести в действие тяжелые береговые пушки, но сильный ружейно-пулеметный огонь удалось значительно ослабить только огнем с эсминца «Энгельс». На остров Ита-Вилинки высаживалась третья рота. Здесь все прошло спокойно и буднично.
И снова 9 апреля 1918 года.
— О чем задумался комиссар?
— Да пытаюсь осмыслить наши шаги в последние три месяца.
— И как?
— Мне кажется, мы вылезли из всех этих передряг только на наглости и чудовищном везении. Это просто непостижимо. Ведь даже один германский дредноут мог нас всех отправить на дно. Но вспоминаю как он мазал. Не промахивался, а именно мазал. А «Энгельс». Ведь если бы не подводники, его бы точно утопили.
— Да комиссар. Но Ревель мы не удержим. Жмут немцы.
— Ничего Валентин Петрович. Придем на острова, отремонтируемся и дальше воевать.
— Твоими бы устами да мед пить Николай Константинович.
Комиссар Смирнов немного помолчал, а потом чему-то улыбнулся и сказал:
— А помнишь, как Троцкий ерзал на трибуне?
Перед глазами словно вспыхнул огромный киноэкран. Вот прошагал по дворцовой набережной Петрограда «Ревельский морской батальон смерти» под новый марш десантников. Удивленно перешептывались стоящие на трибуне большевики и остальные зрители импровизированного парада победы. А затем после короткой паузы парадным маршем прошел сводный батальон отдельного революционного дивизиона. И этот марш сопровождал ревом «неистовых пятидесятых» глоток стогласый архиерейский хор:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С проклятой силой темною,
С германскою ордой.
Припев:
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идет война народная,
Священная война!
Припев.
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей!
Припев.
Не смеют крылья черные
Над Родиной летать,
Поля ее просторные
Не смеет враг топтать!
Припев.
Гнилой германской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
Припев.
Как задергался при виде братьев монахов Троцкий, и лишь упертый в спину лейтенантом Васильевым ствол ТТ, заставил его замереть.
— Да уж. Я думал еще немного и все. Ласты склеит.
— Чего склеит?
— Ласты. Ну, вспомни слова из блокнота. Этого, как его. Торпедного электрика со «Стерегущего». Ну, который шатался словно пьяный, а потом слова разные писал.
— А, этот. Как же его. Надо проведать. Вот же дырявая голова.
Комиссар внезапно посерьезнел.
— Как там.
— Где?
— В сорок первом…
Оба замолчали. Спустя несколько минут контр-адмирал Дрозд, словно сам у себя тихо спросил:
— Интересно, насколько хватит нам этого танкера с его тремя тысячами тонн нефти и запасом 130 и 102-мм снарядов и зарядов?
9 апреля 1918 года. Вблизи острова Вормси.
… — Товарищ контр-адмирал, — в каюту после разрешения вошел капитан 3-го ранга Збрицкий – густой туман. Едва не врезались в танкер.
— Сейчас буду, — коротко бросил Дрозд.
Через несколько минут, поднявшись на мостик, контр-адмирал убедился, что вокруг стоит действительно густой туман. Даже звуки казалось, вязли в этом «киселе». Внезапно эсминец резко дернулся и сильно накренился на левый борт. По палубе покатились какие-то предметы, сигнальщик закричал, переваливаясь через ограждение мостика. Валентин Петрович кинулся ему на помощь, но не успел схватить того за рукав и получив сильный толчок в спину сам вылетел в серую пелену тумана. Удар об воду оказался на удивление мягким, но неизвестно как оказавшийся на плечах тулуп сразу повлек его на дно. Пытаясь освободиться от одежды, адмирал окончательно запутался в какой-то непонятной металлической конструкции и внезапно понял, что находится внутри какого-то автомобиля. За стеклом мелькнул грубый обломок льда и чье-то перекошенное в крике лицо. Затем в кабину ворвался чей-то истошный вопль и прежде чем навеки сомкнуть глаза адмирал сказал, глядя в ослепительный свет: «Какая нелепая смерть».
Это случилось 29 января 1943 года.