Маленькая американская штучка… (Часть2) На вырост!

Потерпев неудачу с Т-22, КБ 174-го танкового з-да им. Ворошилова осознало, что сделать хороший танк на чрезмерно лёгком шасси и заведомо слабом двигателе просто нереально. Именно в то время, в КБ на должность начальника приходит известный конструктор Семён Гинзбург, на деле доказавший руководству РККА порочность идеи создания «единого» общевойскового танка, да ещё и умеренного по стоимости. Слишком уж разные были ТТТ для танков у пехоты, кавалерии, механизированных войск и т.д. В итоге, на выходе получилась машина, не удовлетворяющая практически никого. Рассерженный Тухачевский отстраняет ответственного разработчика проекта Гинзбурга (руководившего тогда КБ ОКМО), а сам коллектив ОКМО — переформировывается. И хотя работы над Т-46 были продолжены (но уже под вывеской Спецмаштеста им. Кирова под руководством Иванова), Гинзбург с чувством выполненного долга «умыл руки» и нашёл своё место во главе КБ 174-го танкового з-да.

Детально ознакомившись с американским М1, Гинзбург выдвинул идею создания принципиально нового пехотного танка с использованием в качестве базы конструкций американца и Т-22.

А почему бы и нет? Мощности силовой установки М1 было вполне достаточно, чтоб шустро бегала машина вдвое тяжелее, чем сам М1, а если использовать не 4, а 6 тележек подвески, чтоб полностью использовать этот запас мощности, на выходе вполне может получиться более чем достойный пехотный танк на замену Т-26.

Учитывая опыт Гинзбурга и готовые технические решения по М1 и Т-22, оставалось решить две проблемы – наладить выпуск 250-сильного 7-циллиндрового звездообразного мотора воздушного охлаждения (благо, в отличие от массы отечественных разработок, этот мотор был давно и хорошо отработан) и несколько усилить элементы подвески, поскольку на перспективу, 12 тонн, которые мы получим автоматически при шеститележечной схеме, будет маловато. Да и возросшую нагрузку на каждый конкретный элемент при преодолении препятствий, тоже надо учитывать.

Хоть это было и хлопотно, да и Тухачевский после облома с Т-46 к Гинзбургу особой благосклонности не проявлял, идея руководству РККА (прежде всего Ворошилову) понравилась. На освоение этих новинок, 174-му заводу (прежде всего его двигательному подразделению) дали год с полным карт-бланшем на закупку необходимого американского оборудования. Новый пехотный танк, как и его предшественник Т-26, должен был стать самым массовым в РККА, поэтому ни о какой копеешной экономии (даже если речь шла о золотовалютных резервах страны) и речи быть не могло. Новый хороший пехотный танк на замену Т-26 был нужен РККА до чрезвычайности. И ради решения этой задачи, можно было пойти на чрезвычайные меры. «Выросшая» же из американского М1 машина, обещала стать очень даже перспективной.

Отказ от идеи «единого» танка в данной АИ, стал возможен после провала затеи с Т-46, когда стало ясно, что угодить всем требованиям в одной машине совершенно невозможно и СССР официально принял английскую систему классификации танков, делящую их по назначению: на разведчики, пехотные, крейсерские и позиционные. К разведчикам были отнесены все плавающие недоразумения и танкетки. Крейсерский танк благополучно эволюционировал в виде линейки БТ. К позиционным были отнесены Т-35А и Т-28 – и тот и другой предполагалось заменить одной машиной – более мощной чем Т-28 и более лёгкой чем Т-35А.

А вот на смену устаревшему пехотному Т-26 и должен был прийти новый, значительно более сильный танк. Пусть дорогой (а куда деваться? Хочешь хорошую современную машину – плати!) – но, в отличие от того же Т-46, реально более сильной!

Сказано-сделано!

Первый опытный образец нового танка, оснащался пока американским мотором, но зато, имел то, что конструкторам ХПЗ так и не удалось втиснуть в «линейный» БТ-7 – трёхдюймовку. Но, если для линейного крейсерского танка это было не сильно актуально – благо для артподдержки уже разработан БТ-7А, то для спутника пехоты, трёхдюймовка была чрезвычайно нужна и полезна (не зря ею предполагалось вооружать Т-22). Трёхдюймовку же,  получил и прототип нового танка. Да не жалкий «окурок» КТ-26, а сразу серийную танковую пушку ПС-3, которую доселе ставили только на Т-28 и Т-35А.

(Т-28 с ПС-3)

Прелесть ПС-3 заключалась в трёх вещах:

1. Она могла шмалять выстрелами не только от полковой пушки, как КТ, но и от дивизионной. Соответственно, при использовании патронов от дивизионки, она имела повышенные дальность прямого выстрела, дальнобойность и бронепробиваемость.

2.  Пушка была полуавтоматической. Соответственно скорострельной.

3. Её можно было с минимальными переделками установить на место и КТ и 20К (хотя, конечно, размер БО хотелось бы чутка побольше, чем в башне, изначально заточенной под «сорокапятку» — но не для собственно пушки, а сугубо ради комфорта расчёта.

Что же касается сравнения ПС-3 с 20К, то армия остро хотела видеть БТ-7 вооружённым именно этой пушкой потому, что при чуть большей бронепробиваемости бронебойного снаряда ПС-3, эффективность трёхдюймовой осколочной гранаты была намного выше, чем у «сорокапяточной».

В РИ, ПС-3 сгубили саботажники ЛКЗ, точнее её артБК под руководством Маханова, которые вместо обеспечения запуска пушки в серию, извращались с её уродованием (ни одна пушка изготовленная «серийно» под чутким надзором КБ Маханова, эталонным не соответствовала), параллельно разрабатывая свою конструкцию в надежде протолкнуть в серию вместо чужой конкурентки и получить за это большой рахат-лукум.

Всё это безобразие закончилось в АИ приездом на ЛКЗ группы суровых товарищей из «органов», которые сделали с КБ Маханова ровно тоже самое, что они год назад провернули с КБ завода №8 им. Калинина в Подлипках, где выпускали 45 мм противотанковые и танковые пушки. Там тоже долго и самозабвенно гнали армии сплошной брак, доказывая при каждом удобном случае, что немецкая противотанковая пушка, из которой выросла наша знаменитая «сорокапятка» была порочной с самого начала и требовать от этой конструкции безотказной работы вообще нельзя.

«Органы» с этим спорить не стали (не специалисты – что с них возьмёшь!), а просто взяли и арестовали всё КБ как вредителей и саботажников, тут же переоформив его в «шарагу» и объявив новоявленным «врагам народа», что «сидеть» они будут до тех пор, пока «недоводимая» пушка не научится работать хорошо, безотказно.

В результате, за несколько месяцев напряжённой работы, от которой теперь ничто не отвлекало, ни семьи, ни дачи, «вредители», которым очень хотелось на свободу с чистой совестью, заново спроектировали полуавтоматику пушки и выдали нагора продукт, в котором количество отказов снизилось на порядок!

Спрашивается – что мешало им сделать это раньше, без неприятных перемен в биографии и «кнута» бдительных «органов»?

Тоже самое в АИ повторилось и на ЛКЗ. Маханову сотоварищи строго, но аккуратно (чтоб без потери трудоспособности!) указали не заниматься подобно неохваченным социалистической сознательностью т. н. «свободным художникам» разным авангардизмом (за счёт государства!), а хорошенько потрудиться над освоением в серии ПС-3, которую уже два года(!) ждут не дождутся бронетанковые войска РККА (а ведь бюджет исправно финансировал «труды» банды махановцев по ПС-3!). Иначе – ух! В смысле, в шараге, а то и на лесоповале сгниёте.

В итоге, быстро и замечательно доведённую до ума ПС-3 запустили в массовую серию уже в 1935-ом году, и в конце 1936-го, установили в башню от опытного Т-26-4, которую предполагали сделать штатной для нового танка поддержки пехоты.

(Башня Т-26-4 или БТ-7А с той самой ПС-3, установленная на опытный танк Т-29)

Новому танку присвоили индекс Т-23, не занятый прежде какой-либо принятой на вооружение и выпускавшейся серийно машиной.

Танк имел корпус сварной конструкции простой и технологичной формы – без подбашенной коробки как у Т-26 и в кормовой части во многом копировал Т-22 и М1. Для посадки в отделение управления механика-водителя и пулемётчика, служили два люка по передним углам крыши. Экстренно покинуть отделение управления в боевой обстановке, можно было и через аварийный люк в днище корпуса. Отделение управления и боевое отделение свободно сообщались между собой (их разделяли только спинки сидений водителя и пулемётчика). Башня двухместная – полный аналог башен Т-26-4 и БТ-7А, но вместо пушки КТ-26, установили ПС-3. Двигатель американский. Агрегатная часть и трансмиссия сделаны по американскому образцу с приличным усилением на перспективу.

(Т-23 опытный образец)

Т-23 (в отличие от Т-22) неплохо показал себя на испытаниях и в самом конце 1936-го года был принят на вооружение. Единственным его недостатком, обусловленным проблемами смежников, была тонкая броня. 22 мм лба и 15 мм борта-кормы для нового танка непосредственной поддержки пехоты, было уже маловато. Да и высокая цилиндрическая башня от Т-26-4 многим казалась чрезмерно громоздкой.

И как раз к тому времени, конструкторам Спецмаштеста, занятым «мартышкиным трудом» с очередной версией колёсно-гусеничного Т-46, было высочайше велено более не заниматься всякой фигнёй, а лучше потратить народные денежки на более перспективные опыты с созданием танков с противоснарядным бронированием. На это благое дело немедленно назначили всё того же Гинзбурга, поручив доводить новый пехотный танк КБ 174-го з-да под руководством В. Симского. А все наработки по первым образцам Т-46 велено было так же передать на благо доработки Т-23. Среди этих наработок была и новая башня (диаметр погона как у башни Т-26-4, но при этом высотой как штатная башня Т-26 и БТ) в которой пушка была спарена с пулемётом в общей маске. Наводчик орудия, таким образом, теперь наводил и пулемёт, а командир танка больше не работал за пулемётчика, а командовал танком и только по необходимости выполнял роль заряжающего орудия.

Для увеличения запаса хода, танк «догрузили» коробчатыми, как на БТ-7 и Т-22 дополнительными топливными баками.

Бронезащиту решили кардинально усилить. С передней проекции, использовали 30 мм бронеплиты как у Т-28 (поначалу их приходилось соединять клёпкой, поскольку технология сварки брони такой толщины ещё не была отработана на 174-ом з-де), а с боковой и кормовой, 22 мм броню как у БТ-7. Поскольку вручную вращать башню с такой бронезащитой было уже очень тяжело, электромотор и конструкцию приводов позаимствовали с Т-28. «Изюминкой» нового танка сопровождения пехоты была скорострельная трёхдюймовая пушка ПС-3 – которую Сячинтов усовершенствовал и удлинил ствол.

(Серийный командирский танк Т-23)

Понятно, что масса машины в результате выросла и по сути, уже на этой стадии был использован весь запас по прочности агрегатной части.

Именно в таком виде Т-23 запустили в серию в первом квартале 1937-го года. В танковые бригады, укомплектованные «двадцатьшестыми», Т-23 (а каждый танк этого типа имел радиостанцию) шёл в качестве командирского всех уровней – от машины командира взвода до танка комполка. Этому так же способствовало наличие командирской наблюдательной башенки с формально круговым обзором. Поскольку испытания стрельбой из скорострельной ПС-3 выявили чрезмерную загазованность танка в целом и башни в частности, на корпусе и на крыше башни ввели защищённые от протекания горючей жидкости вентиляционные жалюзи, а командирскую наблюдательную башенку дооснастили откидывающейся крышкой вентиляционного люка. Хотя пользоваться башенкой, для посадки было невозможно (её диаметр был для этого мал), у командира появилась возможность наблюдать за местностью через башенный срез, визуально, а не через стёкла триплексов, имевших всё-таки ограниченный обзор.

Через полтора года, по окончании испытаний спроектированного Гинзбургом опытного толстобронного Т-111 осенью 38-го, и под влиянием вернувшегося из Испании и ставшего большой шишкой Д.Г. Павлова, бронезащиту Т-23 решили пересмотреть – естественно в сторону усиления.

Новая модификация, уже не командирского, а самого что ни есть линейного танка Т-23М1 обзавелась съёмной бронеперегородкой между отделением управления и боевым отделением. Новой, сваренной из литых деталей башней подобной Т-111 (с уменьшением толщины брони до 45 мм). А бронезащиту корпуса довели до 35 мм лоб, 30 мм борт и 22 мм корма.

Впрочем, Дмитрию Григорьевичу и этого было недостаточно – ему-то хотелось не меньше, а гораздо больше, чем у французов. А у тех, на новых танках только в начальном варианте было 34 мм брони вкруговую! А чуть позже стало ещё больше. Но, с Т-111, который мечтал запустить в серию Павлов, случился технологический облом – промышленность массово строить танки с бронёй в 60 мм ещё не могла, и пришлось довольствоваться очень постепенным наращиванием бронезащиты на Т-23.

Поскольку агрегатная часть существенно потяжелевшего танка испытывала серьёзные нагрузки, в схеме трансмиссии и ещё раз изменили передаточные числа демультипликатора, главной передачи и бортредукторов. Танк в результате существенно потерял в скорости, зато на тягу работал уже в нормальном режиме, без перегрузки и риска поломки агрегатов трансмиссии. Для танка сопровождения пехоты это было нормально.

(Пехотный танк Т-23М2)

В 1939-ом году, танк, получивший индекс Т-23М2, вооружили новой, длинностволой пушкой Ф-34, ещё раз усилили бронезащиту (40 мм лоб, 35 мм борт, 30 мм корма) и подвеску, поставили более простые и вместительные цилиндрические дополнительные бензобаки. Упростили форму лобовой части корпуса.

Всем был хорош этот танк кроме одного – его 250-сильный авиамотор потреблял недешёвый авиабензин, которого всегда не хватало – ведь он требовался не только самолётам, но и торпедным катерам и танкам типов БТ, Т-28 и Т-35А на которых тоже стояли авиамоторы.

С одной стороны – этот дефицит – плохо. С другой, как раз наоборот – это был единственновозможный при советской системе железобетонный стимул на самом высшем уровне ставить вопрос и планировать форсированное (с соответствующим выделением ресурсов) расширение производства дефицитного прежде топлива. Парадокс советской системы как раз в том и заключался, что если экономия чего-то позволяет выкручиваться наличным количеством с незначительным экстенсивным ростом производства, никто и не почешется что-то кардинально менять. И только тотальный дефицит заставляет принимать экстренные меры для не просто ликвидации того самого дефицита, но ещё и учитывает значительное увеличение потребления в будущем. Стратегические планы в СССР всегда строились с учётом спроса завтрашнего дня. Даже если в какой-то момент получится перепроизводство не страшно – реализация стратегических планов в СССР всегда хромала по срокам.

Простой пример – если бы БТ-7 как задумывалось изначально, пошёл в серию с ПС-3, а затем, с ею же, в серию запустили АТ-1, производство бронебойных трёхдюймовых снарядов однозначно пришлось бы очень резко расширять ещё в 30-е и в начале ВОВ, когда основным в нашей армии вдруг стал Т-34, мы бы уже не испытывали того жуткого дефицита бронебойных снарядов калибра 76,2 мм, которые до принятия на вооружение Т-34 требовались лишь для крайне ограниченного количества Т-28 и Т-35А (у пехтуры главным противотанковым средством была «сорокапятка»).

Тоже самое с авиабензином. Пока львиная доля советской бронетехники в лице Т-26, а также малых плавающих танков, танкеток и бронеавтомобилей, потребляла дешёвый автомобильный бензин, можно было экономить на боевой учёбе ездящих на авиатопливе БТ и немногочисленных Т-28 и Т-35А и терпеть плановый рост производства авиатоплива, заточенный прежде всего на интересы авиации, одновременно лелея мечту когда-нибудь перевести вообще весь танковый парк на дизтопливо.

Зато в АИ, где по сути, уже практически весь танковый парк РККА начинает дружно кушать авиабензин, форсированный рост его производства неизбежно переходит в разряд приоритетных программ и решается как задача стратегическая!

Безусловно, это не отменяет планов перевода танкового парка на дизельное топливо. Но зато, к началу войны, вне зависимости будут у нас танки как у немцев жрать авиабензин или перейдут на солярку – авиатоплива будет выпускаться намного больше! Кроме того, обычного бензина для автотранспорта останется больше, а при переходе танков на соляр – авиация вообще не узнает что такое дефицит авиабензина!

В общем – спрос рождает предложение – формула очевидная и для капитализма и для социализма – разница лишь в методике её реализации.

Но, вернёмся к Т-23. Ещё в конце 36-го года в СССР была получена информация, что американская фирма «Guiberson Diesel Engine Company», разработавшая удачный звездообразный дизельный авиамотор А-918 мощностью 235 л.с. работает над его адаптацией для бронетехники. Прелесть этого дизеля была в том, что он свободно помещался в МТО Т-23 и вполне соответствовал ему по мощности.

В завязавшихся переговорах выяснилось, что фирма работает над ещё более мощным звездообразным дизелем А-1020 мощностью 325 л.с. у которого так же запланирована танковая версия Т-1020. Как и предыдущий мотор, он легко помещался в МТО лёгких американских танков М1 и М2.

(Танковый дизель Guiberson T-1020)

В РИ истории, американская армия тоже заинтересовалась этим дизелем и в период между 36 и 40 г.г. закупила 20 дизелей этой марки для испытаний (7 дизелей испытывались как раз на М1). Но с разворачиванием массового выпуска танков американское правительство не спешило, да и бензина у него было залейся. Всё изменилось в 41-ом, когда фирма получила заказ на 1500 дизельмоторов хорошо показавших себя в танке «Стюарт» (ведущем свою генеалогию от подобного М1, лёгкого танка М2).

Так вот. Пока американская армия вела свои долгие и тягомотные испытания, СССР, на рубеже 37-38 г.г. заключил с фирмой «Гайберсон» контракт на лицензионный выпуск танкового дизеля Т-1020 с полным пакетом технологической документации и технической помощью в развёртывании его производства на промплощадях двигательного подразделения з-да №174.

Благодаря этому контракту, в начале 40-го, начался выпуск танка, разработка которого велась под индексом Т-23М3.

Помимо дизельного двигателя, танк получил новую трансмиссию, усиленную подвеску, более широкую гусеницу. Корпус сделали шире под значительно увеличенный погон новой трёхместной башни. В средней части, верхняя часть корпуса сровнялась с общей шириной танка, нависнув над гусеницами. Защита существенно усилилась, но не за счёт увеличения толщины стенок корпуса, а за счёт перехода на цементованную броню и локальное дополнительное экранированием 10 мм бронеплитами.

За эту роскошь, пришлось заплатить отказом от верхних люков мехвода и пулемётчика в отделении управления. А чтоб не прорезать посадочных люков в лобовом листе, упразднили бронеперегородку между ОУ и БО. И теперь, весь экипаж пользовался либо люками в крыше башни (командирскую башенку расширили до размеров посадочного люка), либо, в боевой обстановке, люком-лазом в днище корпуса (ну, не может у нас быть всё хорошо!) И без того, чтоб всё это счастье поместилось, пришлось увеличить расстояние между тележками подвески. Зато, в итоге, получился этакий суровый «шерманёнок» по-русски.

Конструкция танка в результате последней модернизации изменилась настолько существенно, что в серию танк пошёл уже не как Т-23М3, а как Т-25. (Танк с таким индексом тоже не принимался на вооружение и не производился серийно. И Т-23 и Т-25 – в РИ это были опытные танкетки, не получившие дальнейшего развития. Спрашивается – зачем было «тратить» на них стандартный армейский индекс? Т. н. «сквозная» нумерация – ИМХО – маразм).

(Т-23М3, он же Т-25)

В конце того же 40-го года проходила испытания версия Т-25 на новой, торсионной подвеске. Испытания прошли в целом успешно и полный переход серийных танков на торсионы, был запланирован на второе полугодие 41-го…

Главное – хочу напомнить – этот АИ танк – ПЕХОТНЫЙ, НЕ является конкурентом и НЕ подменяет собой РИ Т-34 или Т-34М (хотя башня на последнем эскизе взята именно от него в натуральном масштабе). В данной АИ в РККА принята британская концепция деления танков на пехотные и крейсерские. АИ Т-23/25 – пехотные машины, которыми комплектуются танковые бригады придаваемые стрелковым корпусам. Для мехсоединений и кавалерии есть "крейсерские" танки.

Эволюцию развития «крейсерского» и «позиционного» танков я в данной статье не рассматриваю. Поэтому, пока (возможно когданить я и обращусь к этой теме) линейку «крейсерских» можно представить себе в виде БТ-2/5/7/20 и, наконец, Т-32. Условно, конечно, поскольку эта тема спорная.

Ну и напоследок – для любителей меряться пипи.. сравнивать всё наглядно: