«Крымский смерч». Часть 1. Разгром под Коломной
Содержание:
«Крымский смерч» – так метко охарактеризовал события лета 1521 года знаток той эпохи А. А. Зимин. Действительно, как ещё можно было назвать это нашествие, подобно грому среди ясного неба обрушившееся на русских людей? Татарский «смерч» разметал государевы полки и две недели бушевал на русских землях, сея панику, хаос и анархию в городах и сёлах. Более того — он вынудил бежать из Москвы (и, если верить злым языкам, скрываться в стоге сена от рыскающих вокруг татарских чапгулов) самого великого князя и государя всея Руси Василия III. Запаниковавших же и потерявших голову московских бояр он заставил выдать крымскому «царю» грамоту с обязательством платить дань подобно тому, как это было во времена Золотой Орды. Такого бедствия Русь не знала со времён Василия II Тёмного. Попробуем реконструировать события тех давних дней, опираясь на немногочисленные и скупые свидетельства современников.
Накануне
Начало этой печальной повести можно смело отнести к самому началу XVI века, когда после распада Большой Орды и смерти великого князя и государя всея Руси Ивана III союз между Москвой и Крымом приказал долго жить. Уже в 1507 г. «друг и брат» Ивана III Менгли-Гирей I примерил на себя «царский» венец и решил, что он ему и впору, и к лицу. Ну, а раз так, то по старой ордынской традиции крымский хан пожаловал ярлык «на княжение» великому литовскому князю — Сигизмунду I Старому. И среди прочих русских городов, которыми он, Менгли-Гирей, как истинный ордынский «царь» пожаловал своего «брата Жикгимонъта», были Тула, Брянск, Стародуб, Путивль, Рязань и даже Псков с Новгородом Великим с «люди, тмы, городы и села, и дани и выходы, и з землями и з водами и с потоками»!
Дальше – больше. Спустя 7 лет Менгли-Гирей потребовал от Василия III отдать ему, «Великия Орды великому царю», восемь городов – Брянск, Стародуб, Новгород-Северский, Почеп, Рыльск, Путивль, Карачев и Радогощь. В своём послании хан заявил, что в своё время эти города были пожалованы Ивану III как другу и союзнику. Теперь же Василий III без его «царского» повеления пошёл на Сигизмунда и пожалованный литовцу «Смоленский юрт» воевал и город Смоленск взял – значит, прежний дар не в дар!
До большой войны тогда дело не дошло, ибо вскорости после того престарелый Менгли-Гирей умер, а его сын и наследник Мухаммед-Гирей, уже ходивший походами на вассалов Василия III, не стал торопить события. Он повёл, как ему казалось, хитроумную политику, раздавая авансы одновременно и Вильно, и Москве. От Сигизмунда Мухаммед-Гирей рассчитывал получить добрые «поминки» – «черлёное золото, белое серебро» да сукно, а от скупого на подарки Василия III – помощи в реализации золотой мечты Гиреев, возрождении Золотой Орды под их эгидой. Московский же «партнёр» крымского «царя» стремился, не обременяя себя чрезмерными расходами и тем более обязательствами, повернуть остриё татарской сабли против Литвы (с которой Василий воевал с 1512 г. и конца-края этой войне не предвиделось).
Долго это двусмысленное положение продолжаться не могло. Устав ждать, когда наконец-то Василий III исполнит свои обещания, Мухаммед-Гирей сделал окончательный выбор. В октябре 1520 г. он заключил с Сигизмундом I союз. Вслед за этим хан вдруг «вспомнил» о том, что в Казани сидит его недруг Шах-Али и что казанцы раз за разом присылают к нему посольства с предложением свергнуть московского ставленника и посадить на «казанском юрте» кого-либо из своих детей или братьев – а хоть бы и ханского брата, воинственного Сахиб-Гирея. В начале апреля 1521 г. Сахиб-Гирей отправился в Казань, где «крымская» партия («князья коромольники») совершила переворот и изгнала Шах-Али. Вскоре после этого, урегулировав отношения с новым османским султаном, Сулейманом I, в поход выступил и сам Мухаммед-Гирей.
Силы сторон
Сколько воинов насчитывала «царская» рать? Увы, к превеликому нашему сожалению, списков-дефтеров воинов, выступавших по ханскому повелению в поход, до наших дней не дошло, и мы можем только догадываться о том, какими силами располагали крымские «цари». По сохранившимся отрывочным сведениям и косвенным данным можно лишь предположить, что Мухаммед-Гирей летом 1521 года имел в своём распоряжении самое большее около 30–35 тысяч преимущественно легковооружённых конных лучников. В ханскую рать вошли как собственно крымские татары, разбавленные ногаями, так и отряды вассальских горских князей. По пути к московским рубежам к ханской рати присоединился и небольшой литовский отряд под началом черкасского старосты Е. Дашкевича, насчитывавший пару сотен «драбов (пехотинцев – прим. автора) подлейших» и «коней (т.е. всадников – прим. автора) менших» при двух гаковницах (небольших пушках).
В Москве ещё в начале 1521 года заподозрили неладное, и в конце февраля того же года Василий III послал в Азов и в крымскую Кафу «своих казаков» И. Лазарева сотоварищи с наказом «доведатися» про намерения Мухаммед-Гирея и его окружения – не собираются ли они куда-либо походом? Любопытно, но, похоже, примерно тогда же был арестован и отправлен в московскую темницу рязанский князь Иван Иванович, а в Астрахани внезапно скончался хан Джанибек, переписывавшийся с Мухаммед-Гиреем (и на «измену» которого потом намекали в переписке с Москвой ногайские мурзы). Одновременно по уездам были разосланы государевы грамоты о сборе ратников, а государевы дьяки занялись составлением плана кампании и росписи полков.
К началу лета развёртывание полков на «берегу» (т.е. вдоль левого берега Оки) в целом было завершено. Чтобы не приводить целиком длинную выдержку из разрядных записей, отметим, что общая диспозиция русского войска накануне вторжения выглядела следующим образом. Самая крупная группировка (всего 8 воевод, 9 голов), во главе с 22-летним князем Д. Ф. Бельским, расположилась в районе Серпухова, другая (3 воеводы) – на Кашире, третья (5 воевод, 6 голов) – в Тарусе. В Серпухове же встал также двор удельного князя Андрея Ивановича под началом одного воеводы.
С учётом сильного коломенского гарнизона и отдельной группы войск на Угре (6 воевод и 3 головы, к которым в конце июня, на Петров день, присоединился двор удельного князя Юрия Ивановича во главе с двумя воеводами) общую силу выставленной против Мухаммед-Гирея на центральном и юго-западном направлениях русской армии можно оценить приблизительно в 9000 детей боярских, а вместе с их послужильцами и набранными с городов пехотинцами-пищальниками – максимум около 20–25 тысяч человек (без учёта обозников-кошевых). Добавим к этому ещё около 4–5 тысяч служилых людей на Рязанщине и получим в сумме около 25–30 тысяч ратников.
Казалось бы, силы, ненамного уступающие, а то и равные тем, что вёл с собой крымский «царь». Но здесь надо иметь в виду, что все эти силы были растянуты «тонкой красной линией» вдоль Угры и Оки на десятки вёрст, и быстро собрать их в один кулак было невозможно. Оставалось только надеяться на то, что воеводы сумеют угадать направление действий противника и сумеют не дать ему «перевезтись» через Оку (благо таких мест было немного).
Надежду на успешный исход кампании внушали и донесения разведки и русских «доброхотов». Известия о том, что хан отправился в поход на великого князя, прислали и казаки Лазарева, и московский агент в Азове Заня Зудов. Даже азовские комендант-диздер и судья-кади вместе с кафинским наместником Мухаммед-пашой – и те отписали в Москву, что хан де готовится напасть на великого князя. Надо полагать, что султан был не в восторге от самовольства Мухаммед-Гирея и решил на всякий случай предупредить «московского» о планах своего своевольного вассала.
Однако проходил день за днём, закончился май, за ним июнь, а новых известий о хане и его войске не было. «Царь» и его воинство как сквозь землю провалились. Русских же застав-сторожей в Диком Поле тогда ещё не было, и некому было сообщить Василию III, где обретается изменивший своему слову и клятве «партнёр» великого князя. А «партнёр» тем временем разбил свои шатры в степях северной Таврии, на Молочных водах. Здесь он ждал реакции со стороны султана и бежавших к нему крымских оппозиционеров, а также окончания «заворошни» в Астрахани. И когда стало ясно, что ни с запада, ни с востока опасности как будто не предвидится, хан сел, наконец, в седло и повёл своё воинство на север. Случилось это, скорее всего, около 15 июля 1521 года.
Коломенский разгром
Выступив с Молочных вод, хан и его войско двинулись по будущему Кальмиусскому шляху и вышли к Северскому Донцу в районе нынешнего Лисичанска Луганской области. Здесь, в двух верстах от места впадения в Донец реки Боровой, находился «перевоз», по которому татары и переправились через Донец. Далее путь Мухаммед-Гирея и его воинов пролегал на север к верховьям реки Айдар, а оттуда – к реке Тихой Сосне. Перебравшись через Тихую Сосну по Каменному броду (что в районе нынешнего Острогожска), татарское войско двинулось к верховьям Потудани и отсюда повернуло на северо-восток, к Дону.
Переправившись через Дон на участке между его притоками Девицей и Воронежем, татары скорым маршем вдоль левого берега Дона устремились на север, в пределы Рязанского княжества. В окрестностях Рязани (Переяславля-Рязанского) татары оказались в пятницу 26 июля. Начальствовавший над рязанским гарнизоном московский воевода князь И. В. Хабар, видя превосходство сил противника, сел в осаду и, подозревая рязанцев в «шатости», поторопился собрать их «начальных» людей у архиепископа Сергия и привести их к крестному целованию на верность Василию III. Однако хан не стал останавливаться под Рязанью и поспешил к Оке, к Коломне. На «берег» Мухаммед-Гирей и его воины вышли к вечеру 27 июля и затем ночью начали переправу через реку. Кстати, ночная переправа ещё раз говорит о том, что у хана были опытные проводники, и вряд ли ими были татары – для ночной переправы нужно было отлично знать тамошние места, жить здесь, а не бывать наездами от случая к случаю.
К утру следующего дня вся татарская армия уже стояла в боевой готовности на западном, московском берегу Оки. Двигаться дальше к Москве, оставляя у себя в тылу противника, было опасно, и, прежде чем продолжить движение, Мухаммед-Гирею нужно было обезопасить себя. Сражение было неизбежным, и следующий шаг был за русскими.
Появление татар на Оке, и в немалом числе, оказалось для московских воевод полной неожиданностью – практически все летописи подчёркивают, что «безбожный, гордый крымский царь Магмед Кирей» пришёл «безвестно», застав русских воевод врасплох, и они не успели «собратися с людми».
Дальнейший ход событий русские источники описывают крайне противоречиво, что чрезвычайно затрудняет его реконструкцию. Ясно одно: первоначальный замысел русского верховного командования был сорван манёвром Мухаммед-Гирея, и от него нужно было отказываться. Однако запасного варианта действий на случай непредвиденной ситуации у Василия III не было – видимо, в Москве недооценивали крымского «царя» и его военачальников как достойных противников.
Рассказывая о правлении Василия III, С. Герберштейн подчёркивал, что московский государь «очень несчастлив в войне» и одерживал верх не столько удачей, сколько настойчивостью и упорством. Однако в кампанию 1521 года для победы нужны были другие качества. Прежде всего — умение ориентироваться в быстро меняющейся ситуации и принимать неординарные решения, а к этому русские воеводы оказались не готовы и, оказавшись в цейтноте, стали совершать одну ошибку за другой.
Действуя согласно первоначальному плану, князь И. Д. Хомяк Пеньков повёл каширский «полк» к Коломне, рассчитывая соединиться здесь с коломенским гарнизоном и спешно выступившим сюда же со своим двором Юрием Ивановичем, с тем чтобы отбить попытку неприятеля переправиться через реку. Однако татары опережали русских воевод даже не на один, а на два шага. Утром 28 июля Хомяк Пеньков и его люди попали под удар превосходящих сил противника и в скоротечном бою были наголову разгромлены татарами. О том, что события развивались именно так, свидетельствует факт взятия татарами в плен израненного 2-го воеводы полка, князя Ф. В. Лопаты Оболенского (он попал в руки врагов после отчаянного сопротивления, «вельми стрелян и сечен, замертво…»). Немного случаев в военной истории Русского государства XVI в., когда воеводы попадали в плен, и, как правило, все они связаны именно с полным разгромом русского войска – как, например, это было под Оршей в 1514 г.
Тем временем на военном совете в Серпухове, состоявшемся сразу после того как было получено известие, что татары в немалом числе направляются к Оке в районе Коломны, судя по всему, разгорелись ожесточённые споры о том, как надлежит действовать в этой критической ситуации. Имперский посол С. Герберштейн, человек весьма осведомлённый в тайнах московского двора, сообщал, что назначенный Василием III командующим войсками на «берегу» Д. Ф. Бельский
«был молод, пренебрегал стариками, которых это оскорбляло: они в стольких войнах были начальниками, теперь же оказались без чести….».
Молодой, неопытный и чрезмерно самонадеянный, Гедиминович, не дожидаясь новых известий и подхода новых сил из Москвы, приказал немедленно выступать к Коломне. Надо полагать, что князь рассчитывал, что воеводы Ю. А. Хохолков Ростовской и И. Д. Хомяк Пеньков сумеют сдержать неприятеля до похода серпуховских полков, а удар свежих сил русской рати решит исход «дела» в пользу москвичей. Естественно, что в таком случае вся честь и слава победителя крымского «царя» досталась бы одному Дмитрию.
Но расчёты князя не оправдались. Когда его рать вышла к Коломне, всё было уже кончено. Полк И. Д. Хомяка Пенькова был разбит, его остатки или бежали, или вместе с отрядом воеводы Ю. А. Хохолкова Ростовского укрылись в коломенском кремле. Детали сражения рати Д. Ф. Бельского с татарами неизвестны, но можно предположить, что вынужденные вступать в бой с марша, русские полки один за другим были опрокинуты превосходящими силами неприятеля и бежали. В бою погибли три воеводы – И. А. Шереметев, Я. и Ю. Замятнины, и голова князь В. М. Курбский Карамышев, что опять же свидетельствует о кровопролитности сражения и тяжести поражения, понесённого русским войском. Поневоле на память приходит летописная повесть о «Калкацком побоище» – и недооценка противника, и разногласия среди русских воевод, и горячность вместе с самонадеянностью русского командующего, и вступление московских полков в бой с марша, по частям – всё до боли знакомо, и результат оказался один и тот же. К вечеру 28 июля главные силы русского войска были разгромлены, его деморализованные остатки или разбежались, или укрылись в крепостях. Путь на Москву, к сердцу Русского государства, был открыт.
Литература:
Владимирский летописец // ПСРЛ. Т. 30. М., 1965.
Вологодско-Пермская летопись // ПСРЛ. Т. XXVI. М., 2006.
Герберштейн С. Записки о Московии. Т. I. М., 2008.
Загоровский В. П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI веке. Воронеж, 1991.
Зимин А. А. Россия на пороге Нового времени (Очерки политической истории России первой трети XVI в.). М., 1972.
Милюков П. Н. Древнейшая разрядная книга оффициальной редакции (по 1565 г.). М., 1901.
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымом, Нагаями и Турциею. Т. II. 1508–1521 гг. // СБРИО. Т. 95. СПб., 1895.
Постниковский летописец // ПСРЛ. Т. 34. М., 1978.
Продолжение летописи по Воскресенскому списку // ПСРЛ. Т. VIII. М., 2001.
Разрядная книга 1475–1598 гг. М., 1966.
Разрядная книга1475–1605. Т. I. Ч. I. М., 1977.
Смирнов И. И. Восточная политика Василия III // Исторические записки. № 27. 1948.
Сыроечковский В. Е. Мухаммед-Герай и его вассалы // Учёные записки Московии ордена Ленина Государственного университета им. М. В. Ломоносова. Вып 61. История. Т. 2. М., 1940.
источник: https://warspot.ru/4817-krymskiy-smerch-razgrom-pod-kolomnoy