Конец 80-х гг. Один из первых написаных мной рассказов.
КРЕСТОНОСЕЦ
Вечером, в мрачном полуосвещенном факелами зале, грозно вознесшего над лесой свои неприступные стены и башни, орденского замка, они сидели у уютно пылающего в камине огня, поднимая чаши с терпким южным вином то за спасенного, то за спасителей, а потом один выручавших его рыцарей спросил: «Скажи, о чем с тобой говорил этот дикарь?»
— 0н не понимал: за что мы уничтожаем его племя. Убеждал меня, что они такие же люди как и мы.
— Люди? — захохотал рыцарь и, в восторге (хорошая шутка) хлопнул его, тяжелой ладонью, по плечу. — Эти обезьяны слишком много возомнили о себе!
Ну, дела! Такого со мной и на полигоне не случалась, даже когда вместе с танком с обрыва заиграл — не вырубился ни на секунду. Правда, тогда ремнями был пристегнут, следили инструктора.
Сейчас же никаких ремней и, когда танк с ходу, всеми своими тремя сотнями тонн, ухнул на грунт, меня как из катапульты вперед бросило, башкой прямо в бронестекло лобового экрана и как я снова в кресло попал, уже не помню.
Очнулся — в глазах цветомузыка, а вместо одного пульта, передо мной сразу два. Правда, как только до меня дошло, что дикари может уже к самому танку подобрались, я живо разобрался который из пультов лишний и раскрутил башню на нее триста шестьдесят. Как полагается по инструкции (мне ее ударом об экран, на всю оставшуюся жизнь в мозги вбило) выжег всю растительность в радиусе двухсот метров от танка, и только тогда окончательно в себя пришел. Везет мне все-таки: вернись сознание хоть на минуту позже — оно бы мне уже не понадобилось. Как пить дать сожгли бы дикари и меня, и мою черепашку.
Теперь-то все в порядке: — кто желает совершить самоубийство — милости просим, подбирайся по открытому пространству на дистанцию выстреле из базуки или, тем более, броска плазменной гранаты. Разрядник у меня работает от автономного источника энергии, поглотителя в норме, так что я по-прежнему вооружен и защищен. Даже неподвижный — несколько часов продержусь, а там и ребята подоспеют. Выручат.
А пейзаж вокруг — закачаешься! Почва обугленная еще дымится, вид на джунгли, за пределами выжженной зоны, сквозь пелену испарений – словно иллюстрация в фантастическом журнале, из тех что я, пацаном, запоем читал. В общем, сплошная романтика.
Вот романтики то с меня, пожалуй, и хватит — отвел душу. Пора домой, на Землю. Контракт через три недели кончается, продлять, теперь, точно не буду, хотя второй срок намного выше оплачивают — квалификация возросшая учитывается. Плевать. Всех денег не заработаешь, а риск с каждым днем растет, и, причем куда быстрее, чем надбавки за него. Здорово дикари наловчились жечь танки.
Вот так — спинку сидения откину, закурю. Можно даже вздремнуть, сигнал локаторов подымет в случае угрозы, но только закрыл глаза — снова лицо фанатика, искаженное яростью, что бросился из кустов мне навстречу. Нет, ошибки я не допустил, все сделал правильно, но достать дикаря не успел, слишком близко он оказался. Я почему-то лицо его запомнил, и то, как он мину держал: прижав к груди, бережно словно ребенка. Разлетелся дикарь на атомы, но дело СВОЕ сделал: днище танка поглотителями не защищено, пробило броню как раз под двигателем, вот и сел танк, без поддержки силовых полей, на брюхо. Опять-таки повезло: не под кабиной рвануло, страшная ведь это штука — свободная плазма.
Ну, к дикарю у меня особых претензий нет, что него взять — фанатик, но вот кого я понять не могу, так это контрабандистов, которые туземцев современным оружием снабжают. Неужели наплевать им, что свои же от этого оружия гибнут, земляне? Сам бы этих мерзавцев, хоть и не злой я человек, голыми руками… Да коротки они у меня. Слишком большие шишки за контрабандистами стоят. Вся мафия этим делом замялась, дикари, говорят, хорошо платят: и золотом и безделушками своими резными, которые на Земле все больше в моду входят. А с кого за ребят спросить, что сегодня погибли? И каких ребят…
Пасьянса, уже на самой окраине деревни, из базуки достали. Сгорел, Пасьянс, вместе с неразлучным своим талисманом — колодой карт. Торопился он слишком: «Быстрее, быстрее ребята! Партизан не видно, а меня, через час на базе, Скромница-Мэри ждет!» Вот и дождалась. Надо было, не пороть горячку, а дождаться когда подойдут отставшие транспортеры с туземной пехотой.
Сначала, правда, повеселились. Выскочили веером из джунглей, а дикари словно оцепенели — бей на выбор! Я едва башню успевал разворачивать, старался только Дугласа и Пасьянса не задеть. Все хорошо шло, но как только вырвались в центр деревни, со всех сторон полетели гранаты. Сразу. И много. Дуг наверное и понять ничего не успел, сразу взлетел на воздух.
Ничего, ребята, у меня еще три недели, успею за вас с дикарей спросить. Взыщу с процентами.
Дальняя связь включил, но там все по-прежнему: грохот, вой я треск по веем диапазонам. Хоть бы генераторы помех не продавали дикарям, мерзавцы. Майк-Косоглазый рассказывал какая лафа была раньше: управляли машинами по радио е базы, только что не из бара. Смех сказать: туземцы стреляли по машинам из луков, метали дротики, их шаманы трясли перед танками своими колдовскими амулетами-погремушками, били в барабаны, пытаясь отогнать злых духов.
Косоглазый, кстати, так и назвал свою черепашку: "Злой дух" Веселый он был парень и товарищ хороший, правда грязней работы не чурался, как например с Томеком. Тот был вроде свой в доску парень, а оказался журналистам, разоблачать нас прилетел, упокой господь его душу. Я после этого случая как-то брезгливо стал к Косоглазому относиться — все-таки Томек землянином был.
Ну, а другой стороны, кто его просил сюда нос совать? Нас разоблачать не положено, нас, если уж на то пошло, вообще нет. И танков нет, и школа танковая в Неваде журналистам приснилась. То-то, наверное у ооновцев физиономии вытянулись, когда их комиссия туда нагрянула. Ни гаражей танковых, ни треков, ни огневых полигонов, вот только почва немного радиоактивна. Отчего? А кто ее знает — доказать надо, что после стрельб. Так-то, наших боссов тоже голыми руками не возьмешь. Обожжешься.
И долго мне еще тут загорать? Автомат сигнальный, каждые тридцать секунд, ракеты выпускает – пора бы ребятам запеленговать. Вернусь на базу, встряхнусь, выпью, Скромницу-Мэри утешу, пока никто ее не перехватил. Она по Пасьянсу долго плакать не будет.
Это еще как понимать? Я рот раскрыл от удивления, даже сигарету выронил. Свихнулся дикарь, что ли от переизбытка впечатлений? Вышел из-за деревьев и идет к танку. Главное, в полный рост идет и даже не торопится! Локаторы взвыли — движущийся объект, массой более десяти килограммов, в охраняемой зоне.
Ну, иди, иди. А я на тебя через прицел посмотрю, так увеличение лучше. Хм… рожа спокойная, правда, окаменевшая катая-то, одет в серые домотканые штаны и такую же рубаху навыпуск, перетянутую ремнем. На ремне ни граната, ни пистолета, ни ножа на худой конец, безоружный идет. Точно псих, после наших атак их много бывает. Стрелять я пока не буду, но ближе, чем на сто метров тебя все равно не подпущу. Наружные микрофоны…
— Стой! Смотри-ка, остановился, даже шаг назад сделал. Неужели не шизик? Но ведь шел сюда, ведь видел дуло разрядника широкое, закопченное, прямо на него направленное. Ничего не понимаю. Может сдаваться пришел? А на кой черт ты мне сдался? (Как Майк-Косоглазый, говаривал.)
— Что тебе нужно?
— Я хотел бы поговорить с тобой.
— Говори мне вы, обезьяна, — построже с ним надо, построже, дикари только это и понимают, — И добавляй: господин. Повтори!
Ишь ты рожу скорчил. Не нравится. Однако повторил, деваться ему некуда. Ну ладно, давай развлекай меня, пока помощь не подоспеет…
Вечером в полуосвещенном огнями цветомузыкальной установки баре, грозно отгородившейся от леса рядами колючей проволоки, минных полей и автоматических дотов земной базы, они сидели у уютно пылающего электрокамина, поднимая стаканы о виски то за спасенного, то за спасителей, а потом един ИЗ выручивших его танкистов спросил: «Скажи, о чем с тобой говорил этот дикарь?»
— Он не понимал: за что мы уничтожаем его племя. Убеждал меня, что они такие же люди, как и мы.
— Люди? — захохотал танкист, в восторге (хорошая шутка) хлопнул его, тяжелой ладонью, по плечу. — Эти обезьяны слишком много возомнили е себе!
