Как оно было на самом деле. Отец золушки
Вечер был холоден и прозрачен, как взгляд королевского казначея. Лоснящийся оранжевый бок кареты уже давно скрылся между деревьями, а волшебница всё стояла на крыльце с закрытыми глазами и прислушивалась.
Лес, как всегда, переговаривался сам с собой разными голосами. Огненного цвета листья шелестели и потрескивали. Горьковатый воздух приятно обволакивал горло.
Где-то вдалеке послышался резкий крик сойки, затем ещё и ещё раз. Волшебница набрала в грудь воздуха, резко разжала кулаки, словно бросая что-то на землю, и медленно, с невыразимым облегчением, выдохнула. Старый дом у неё за спиной замерцал, заиграл зеленоватыми огоньками, а затем как-то сразу раздался во все стороны. Выщербленные ступеньки налились тяжёлым мрамором, на потолках расцвели большие хрустальные люстры, по краям крыши выросли лепные кудряшки. Дворец выпрямился, удивлённо мигнул широко распахнутыми окнами и затих; было лишь слышно, как по углам расползается мебель, подгоняемая статуями и доспехами.
Бронзовая дверь со скрипом отъехала в сторону.
— Всё?
— Всё, — подтвердила волшебница. — Присаживайся, разрешаю. До полуночи можем спокойно отдыхать.
На крыльцо проворно выбежали два кресла.
— Устала, госпожа? — спросил Золушкин отец, осторожно опускаясь на край сиденья.
— Ага. Если б ты знал, сколько сил уходит на поддержку трансформации…
— Да уж представляю…
— …неодушевлённых объектов, — закончила волшебница. — Причём таких больших. С одушевлёнными легче: можно включить самоподпитку.
— То есть люди тратят свои силы в счет моего наказания?! — возмутился отец.
Волшебница пожала плечами.
— А что мне делать, ваше сиятельство? Вон вас сколько было: фрейлины, слуги, оруженосцы, повара, конюхи… Про лошадей я уже молчу. И это, повторяю, не считая замка и других построек. Ты вот знаешь, сколько я сил потратила, пока все твои кареты по огороду не порастыкала?
Отец угрюмо молчал.
В правом крыле дворца кухарка приглушённо хрюкала на провинившихся поварят, те жалобно поскуливали. Из дверей чёрного хода, о чем-то весело квохча на ходу, выпорхнула стайка молодых прачек с охапками белья.
— И вообще, терпи, раз виноват, — продолжала волшебница. — Высшие силы не любят дурацких шуток. У них разговор короткий: чуть что — трансформация среды с понижением статуса, до пяти веков. С тобой ещё очень мягко поступили. А вот с собутыльником твоим, рыцарем в фиолетовом камзоле, дело совсем плохо. Полный срок отбывает, причём с личной трансформацией.
Отец скрипнул зубами.
— Ну, хорошо, я виноват, а дочка-то чем провинилась? Кстати, где она?
— Едет на бал, — мечтательно улыбнулась волшебница и отпила из возникшего прямо в руке хрустального бокала. — Знакомиться с принцем.
— Как я понимаю, моё главное наказание уже там, на балу? — спросил отец, бросив взгляд на дорогу.
— А где ж ещё? Вместе с обеими своими крысками. Вот уж где природа проявилась… Кстати, твоя жена и её дочери на людей похожи в основном стараниями твоей дочки, а не моими. На редкость талантливая девочка. Вся в отца.
— Ну так сколько ей ещё в золушках ходить?! — взорвался отец, но тут же осёкся и крепко сжал зубы.
Волшебница хитро улыбнулась и сделала ещё один глоток.
— Кстати, шутник, была я тут давеча на одном семинаре по вопросам магической юриспруденции, там верховная мышильда делала доклад о сходствах и различиях системы наказаний у крыс и людей. И знаешь, какой она интересный пример привела для иллюстрации сходства? Дескать, некоему крысюку за неумеренную страсть к опасным шуткам в адрес Небесного Грыза присудили личную трансформацию на целых пять жизней. Ясное дело, с понижением статуса: в человека. И тоже со всей его семьёй — то есть с единственной дочкой.
— Ус-с-с-снали вс-с-сё-таки? — прошипел, вскочив, отец. Красные глаза на его посеревшем лице горели ненавистью.
Волшебница хмыкнула.
— Охладись, дурень, — мурлыкнула она и протянула ему почти полный бокал. — Мы всё-таки не крысы. Живи как живётся, мне-то что.
Отец немного помедлил, с подозрением сверля глазами волшебницу, затем поджал губы, взял бокал и опять сел.
— Лично мне ты даже нравишься, — вдруг сказала волшебница, придвигаясь к отцу. — За такое короткое время выдвинуться в графы прямо из городской грязи — это да…
— Госпожа, прошу тебя, давай оставим эту тему, — буркнул отец. — Лучше всё-таки ответь, что будет с моей девочкой.
Волшебница ухмыльнулась.
— Думаю, ничего страшного не произойдёт, если я сообщу тебе эту новость чуть раньше, чем полагается. Всеблагая небесная сторона, морально пострадавшая от твоего остроумия, решила объявить тебе амнистию. И не просто через посредника — там целый романтический сценарий разработан. Так что пусть твоя золушка потерпит до послезавтра, а потом всё будет… м-м… всё будет в сыре. Статус возвращается.
— Ты не шутишь, госпожа? — севшим голосом проговорил отец. — Неужели… всё?
— Ну а, ты думаешь, чего я здесь вообще появилась и начала палочкой размахивать? Упражняюсь, чтобы накладок не получилось при обратной трансформации.
Отец отставил бокал, медленно встал с кресла, преклонил перед волшебницей колено и торжественно поцеловал ей руку.
— Смотрите, какой хороший граф получился, — заметила вполголоса волшебница, откровенно любуясь статным широкоплечим мужчиной. — У нас бы почаще такие рождались. Да ты садись, садись.
— Госпожа, раз уж так случилось, то мне кажется, что ничего страшного не произойдёт, если ты раскроешь ещё хоть немного подробностей, — кротко глядя на волшебницу, заметил отец. — Я всё-таки беспокоюсь за доченьку.
— Куёшь, пока горячо? — весело прищурилась волшебница. — Ну, правильно, да. Не бойся, всё будет хорошо. Она всех очарует, принц в неё влюбится, поцелует, я в этот момент взмахну палочкой — и с возвращением, ваше сиятельство!
— Бедный влюбленный юноша поцелует девушку, а она вдруг превратится в дикого зверя? — оскалился в хитрой улыбке отец.
— Ну а что, дело житейское, — невозмутимо пожала плечами волшебница. — И вообще, влюбляться полезно.
Оба встретились взглядами и расхохотались.
— А пока можешь начать привыкать к прежнему статусу, — посерьёзнев, сказала волшебница. — Чем там обычно графья занимаются — иди мечом помаши, или мешки с золотом пересчитай, или к горничной наведайся, или ещё чего. В полночь снова всё обратно трансформирую.
Граф задумчиво кивнул.
— Вот скажи, госпожа, за что у нас, крыс, не жизнь, а сплошные наказания? — спросил он. — Почему разные глупые хомяки счастливы всегда, в любое время, когда их не жрут, а нам иной раз даже проклятие в радость?
Волшебница медленно повернулась и пристально взглянула мужчине в глаза:
— А ты сам ещё не понял? Просто не надо умничать. Вы умнее других, и в этом ваша беда. Да и у людей то же самое…
Мужчина с сомнением посмотрел на небо, затем поспешно закусил губу и для верности закрыл рот ладонью.