Содержание:
Учинённая наместником — лордом-президентом Артуром Греем де Уитоном резня в Смервике, при всей своей неоднозначности, вселила в английскую администрацию уверенность, что конец второго восстания Джеральда Фитцджеральда, графа Десмонда, не за горами.
Кто в лес, кто по дрова
Йогал и Росс, несмотря на то, что вокруг них всё ещё шастали мятежники, перестали бояться внезапных набегов. Казначей Уоллоп писал Елизавете I, что обмен сообщениями с роялистскими гарнизонами на территориях, охваченных мятежом, постепенно восстанавливается. В частности, добавлял Уоллоп, связь между Дублином и Лимериком поддерживают «простые люди, получающие немалое жалование, которые передвигаются в одежде нищих».
Давний враг Десмонда Томас Батлер, граф Ормонд, и некоторые лорды из его окружения с презрением сообщали, что Джеральд Фитцджеральд, его брат Джон и примкнувший к мятежу Джеймс Юстас, виконт Балтинглас, имеют «всего лишь кучку негодяев, четырёх испанцев и барабан, чтобы истошным барабанным боем заставить всех поверить в то, что их поддерживает много иностранцев».
Словом, англичане в Ирландии откровенно расслабились, за что тут же и поплатились — появление Десмонда возле города Дингл (не путать с полуостровом Дингл) оказалось для находившейся в его гавани эскадры адмирала Ричарда Бингхема неприятным сюрпризом.
Когда лазутчики донесли о приближении мятежников, гарнизон Дингла состоял из рот Зауча и Кейса. Личный состав обоих подразделений был сильно ослаблен голодом и болезнями (у Зауча от них вообще половина роты перемёрла), так что его способность работать на строительстве укреплений, а тем более, драться, вызывала большие сомнения. Пришлось Бингхему отправить в помощь гарнизону своих матросов. Те в ударном темпе возвели на подступах к Динглу бруствер, который, по расчётам англичан, был способен помочь Заучу и Кейсу сдержать возможную атаку 2000 кернов и галлогласов Десмонда. На этом Бингхем счёл свою миссию выполненной. Пожелав гарнизону Дингла всяческих успехов, адмирал вернул матросов на корабли и отплыл в Англию. Свои действия Бингхем оправдывал тем, что на его вымпелах лютовал голод, усугублённый цингой и тифом. По словам Уолсингема, Бингхэм «покинул Ирландию с такой скоростью, как будто Вавилонская башня уже была достроена [и никаких служебных обязанностей у адмирала уже не осталось — С. М.]».
Между прочим, в этот момент в ирландском Манстере имелось гораздо больше английских солдат, чем годом ранее, да и военного имущества было в избытке. Главная причина того, что де Уитону со товарищи всё никак не удавалось «прижать к ногтю» повстанцев, крылась не в нехватке войск или дефиците боеприпасов/продовольствия, а в дезорганизации управления. Английские командиры в Ирландии постоянно спорили друг с другом о дальнейшей стратегии действий. Вопрос согласования совместных операций в силу личных амбиций фигурантов и запутанной служебной иерархии часто выливался в ссоры и скандалы. Даже статус наместника не всегда позволял Артуру Грею добиться того, чтобы его подчинённые беспрекословно действовали в рамках какого-то единого плана.
В итоге получалась каноническая картина «кто в лес, кто по дрова».
Ормонд после разгрома «Священного отряда» № 2 находился в Дублине и был больше озабочен приращением своих владений, чем военными действиями. Сэр Уорхэм Сент-Лежер, главный комиссар в Корке, спорил за первенство с Джорджем Бурше (George Bourchier), капитаном гарнизона Килмаллока, в то время как последний вообще немного заигрался во фрилансера (captain of free lances), предоставляя услуги своего отряда тем, кто больше заплатит.
Сэр Уильям Морган в Йогале не признавал ни Сент-Лежера, ни Бурше, заявляя, что будет подчиняться только Артуру Грею — «честному, суровому, храброму и мудрому». В результате всей этой неразберихи Манстер подвергся ещё большему опустошению — то, что пощадили солдаты королевы, доломали мятежники. В Коннахте Бёрки сравняли с землей множество деревень. Северный Ленстер был опустошён полностью, в Манстере селений не осталось вовсе — уцелели лишь крупные, по ирландским меркам, города. Ольстер, казалось, вот-вот взорвётся…
Когда эйфория, вызванная ликвидацией папистского десанта в Смервике, пошла на спад, англичане начали искать крайнего, на которого можно было бы взвалить ответственность за так до сих пор и не подавленный мятеж. Гневные письма Елизаветы, исполненные в манере «сколько вы там ещё будете возиться, чёрт возьми?!», заметно интенсифицировали поиски главного виновного.
Главный раздражитель
Де Уитон, по понятным причинам, был фигурой неприкасаемой. Мэлби проявил себя в Ирландии отлично – не придерёшься. Командиры же гарнизонов являлись фигурами малой величины — грубо говоря, все фэйлы на них свалить не получалось. Исходя из этого, лучшим кандидатом на роль «козла отпущения» оказался… лорд-генерал граф Ормонд.
В Дублине официальные лица в один голос принялись утверждать, что Томас Батлер в деле борьбы с повстанцами продемонстрировал полную профнепригодность. Как писал Сент-Лежер королеве:
«Ормонд имеет ежемесячное жалование в 215 фунтов, плюс — 3677 фунтов ему выдаётся в год как компенсация за разорение его земель. Прежде всего, следовало бы лишить его этих субсидий. Более того, прикрываясь частичным разорением земель, Ормонд в последние два года не выплатил в казну королевы 6000 фунтов земельной ренты. Томас Батлер не заинтересован в окончании войны, поскольку он прямо зарабатывает на ней деньги. Он преследует бегущих повстанцев, но постоянно не может их догнать, и этой погоне нет конца. Стратегия Ормонда просто изматывает людей и приводит к тому, что численность войск постоянно сокращается, и это позволяет ему требовать из Англии новые подкрепления и новые деньги».
Более того, Сент-Лежер утверждал, что солдаты графа Ормонда не любили и «они предпочли бы быть повешенными, чем участвовать в его бесконечных забегах, которые приводили к большим потерям и не приносили никакой пользы». Ну и на сладкое – Ормонд добился заключения в тюрьму владетеля Верхнего Оссори, которого граф обвинил в измене, укрывательстве папистов и связях с мятежниками, хотя на самом деле (и Уоллоп мог это подтвердить) Томас Батлер просто жаждал присоединить земли соседа к своим владениям.
К хору осуждающих Ормонда голосов присоединился и Людовик Брискетт, который отмечал, что граф со своими 2 000 человек не добился ничего важного, а просто замучил их своими марш-бросками туда-обратно, и вообще — «этот благородный джентльмен достоин жалости, поскольку потратил столько труда напрасно».
Уоллоп, Утерхаус, Фентон и Сент-Лежер в один голос твердили: усмирить Ирландию можно только суровостью, а Ормонд — не тот человек, который способен это сделать!
Наиболее активно же пытался добиться отставки графа капитан Уолтер Рэли.
Здесь требуется предыстория. Дэвид Барри, сын лорда Бэрримора, поднял мятеж. В ответ Рэли решил нанести «точечный удар» — атаковать Барри-Корт, а также прилегающий к нему остров, где находился один из опорных пунктов мятежного отпрыска. При этом прочие владения Бэрримора Рэли трогать не собирался. В своих решениях капитан исходил из того факта, что де Уитон именно его, Рэли, назначил «смотрящим» за местными землями. Но тут, как чёрт из табакерки, появился Ормонд. Томас Батлер объявил Рэли, что власть Ормонда распространяется на весь Бэрримор, а потому граф имеет полное право в отместку за восстание Дэвида Барри спалить тут всё дотла!
И спалил. Чем лишил смысла намерение Рэли устраивать поборы во владениях лорда Бэрримора. Ибо «у ставших нищими ничего кроме жизни, лохмотьев и вшей отобрать невозможно».
Разъярённый Рэли писал королеве:
«Из-за всепоглощающей ненависти между Ормондами и Джеральдинами уже произошли тысячи смертей и умрут миллионы или даже больше ваших подданных, поскольку проигравшие будут искать помощи у всех наций, какие только есть, поскольку они никогда не подчинятся Батлерам. Ваше Величество, сколько ещё сотен тысяч фунтов вы готовы потратить, чтобы понять — здесь нужен английский представитель, который искоренит скверну огнём и мечом, но при этом не будет замешан в местных разборках».
Рэли, пробыв в Ирландии всего год, ухватил самую суть местной политики — ирландские лорды не потерпят возвышения кого-либо из своих соперников, а значит, для умиротворения Изумрудного острова нужен третейский судья, который не участвует в местных сварах. Томас Батлер как представитель ирландских Ормондов, уйму лет соперничавших с ирландскими же Фитцджеральдами-Джеральдинами, на роль третейского судьи не тянул ни разу. Напротив, сражаясь на стороне роялистов, а также обрастая новыми землями и влиянием, Батлер всё больше превращался в главного раздражителя для местной ирландской аристократии.
Рэли меж тем продолжал:
«Сэр Томас Батлер уже два года является лордом-генералом Манстера, а количество мятежников только растёт. Их уже в десять раз больше, чем было в первые дни восстания. Между прочим, с Божьей помощью сэр Хэмфри Гилберт в 1569 году, чью деятельность несомненно следует внимательно изучить, всего за два месяца подавил восстание на подведомственной ему территории».
Отсылка Рэли к опыту Гилберта, устроившего во время первого восстания Десмонда в Ирландии настоящий кровавый террор с созданием «триумфальных коридоров» из насаженных на пики отрубленных ирландских голов, вполне понятна. При всей своей кровавости, Гилберт, с точки зрения Лондона, действовал в Ирландии достаточно эффективно и уж точно не «разводил бодягу», как это делал Томас Батлер. А еще сэр Хэмфри Гилберт приходился сводным братом Уолтеру Рэли, поэтому апеллирование Уолтера к действиям Хэмфри являлось своеобразной декларацией. Мол, мы-то доказали, что умеем в кратчайшие сроки душить гидру мятежа, не то что ЭТОТ ОРМОНД!..
Спустя некоторое время Рэли наябедничал Уолсингему, что он захватил замок Белвелли, отремонтировал его и расположил там гарнизон. Однако Ормонд якобы намеревается «отжать» Белвелли себе и тем лишить Рэли всех плодов заслуженной победы. Капитан решил не уступать и начал с лордом-генералом за спорный замок тяжбу. В результате, писал Рэли Уолсингему, «всё потонуло в нескончаемой бумажной переписке между Килкенни и Дублином, и мы занимаемся этим третий месяц, вместо того чтобы добить мятежников».
«Полюбить нас сердцем»
На Елизавету, когда-то благоволившую Ормонду, жалобы на его деятельность в совокупности с затянувшимся подавлением второго восстания Десмонда произвели достаточно негативное впечатление. Уолсингем же лезть в разборки капитана с лордом-генералом не пожелал, и жалобы Рэли вместе с приказом «Разберитесь там уже!..» переслал де Уитону.
Оказавшийся под сильнейшим давлением со всех сторон Артур Грей принял соломоново решение. Он заявил, что граф Ормонд, конечно, допустил ряд ошибок… Но это не повод снимать Батлера с должности лорда-генерала, так как заменить Ормонда некем. Услышав возражения, де Уитон прикрикнул на своих подчинённых — дескать, нечего тут разводить кляузы, тем более что ни Уолсингем, ни фаворит королевы Роберт Дадли, граф Лестер, не верят в измену Томаса Батлера.
Но едва об этом было объявлено, как пришло письмо от Елизаветы, в котором она сообщала, что авторитет Батлера как «кризисного менеджера» в Манстере равен нулю, поэтому на данный момент королева в услугах Ормонда более не нуждается.
Граф с показной радостью и лояльностью приказу королевы подчинился. Попутно Ормонд сообщил, что всё его имущество растрачено на службе Её Величеству, а потому солдатам ему платить нечем. Но он не будет поднимать этого вопроса, поскольку не хочет потерять благосклонность королевы, которая для него, Томаса Батлера, поистине бесценна. К этому Ормонд добавил, что доселе не хотел просить отставки, так как надеялся изловить государственного преступника графа Десмонда. Но РАЗ УЖ САМА КОРОЛЕВА НАСТАИВАЕТ, граф Ормонд с радостью объявляет, что уступает военные тяготы другим. Единственное, о чём Ормонд смеет просить Елизавету, так это об оправдании своего честного имени, так как «я вовсе не бездействовал в тяжкую пору, как другие».
Не забыв себя, Томас Батлер не забыл и своих недоброжелателей. Сассекса граф обвинил «в вечной спячке, подобно медведю», Заучу припомнил «дичайшие потери, когда тот за неделю потерял от болезней и голода 300 из 450 своих солдат». Рэли тоже досталось — Ормонд отметил, что «совершенно непонятно, зачем сюда вообще прислали этого молокососа?»
Кроме распоряжения выгнать Ормонда в отставку, в письме Елизаветы присутствовало ещё одно важное указание — роялистам в Ирландии следовало сменить гнев на милость и более не угрожать мятежникам поголовной расправой. Сложившим оружие, даже будь это зачинщики мятежа, следовало сохранять жизни. По этому поводу Ормонд тоже не смог удержаться от комментария. Батлер объявил, что если бы знал об установке королевы ранее, то давал бы помилование каждому второму. Обвинять его, Ормонда, в том, что он вёл бескомпромиссную борьбу с восставшими, глупо, так как он выполнял прежние решения королевы, которая ратовала за жёсткость и жестокость.
В ответ на эту ремарку Батлера Уолсингем на Королевском Совете с раздражением заметил, что Ормонд за всё время войны в Ирландии «добился гибели только трёх повстанцев и еще трёх тысяч — совершенно невинных людей».
Резюмируя, можно ответить следующее. Успевший хорошо нажиться на военных действиях Ормонд о своей отставке не очень-то и жалел. Уолсингем рассматривал отставку Томаса Батлера как реализацию назидательно-дисциплинирующей идеи «его пример другим наука». Для де Уитона отставка Ормонда стала просто исполнением пожелания королевы, а вот для Рэли и других капитанов-роялистов в Ирландии та же отставка графа явилась устранением влиятельного конкурента в борьбе за награды и привилегии, на которого к тому же можно было взвалить ответственность за затянувшуюся кампанию против Десмонда. В дополнение к этому де Уитон и прочий коллектив английской администрации на Изумрудном острове надеялись, что на смену Ормонду Елизавета назначит кого-нибудь менее корыстного, но при этом более беспощадного к ирландцам. То есть кого-нибудь вроде сэра Хэмфри Гилберта.
Ну а что же сама Елизавета I? Её Величество смотрело на отставку Ормонда, прежде всего, как на возможность оптимизировать расходы казны: раз Батлер затягивает войну — долой его! Довеском к этому прилагалась попытка за счёт устранения с «игровой доски» такой одиозной фигуры, как Ормонд, несколько «стравить пар» в противостоянии англичан и ирландцев. Ещё одним важным моментом для королевы было стремление перейти от политики репрессий и мести к политике помилований и «мягкой силы». Как выразилась Елизавета в своём письме: «Нужно заставить ирландцев полюбить нас сердцем».
Тут имелась проблема, о которой Елизавета пока не подозревала — английская администрация в Дублине считала, что политика «мягкой силы» не сработает, а объявление амнистии будет воспринято ирландцами как признание шаткого положения англичан на Острове. Рано или поздно, но взгляды Лондона и Дублина на ситуацию в Ирландии должны были войти в явное противоречие, поэтому конфликт де Уитона и королевы был неизбежен.
источник: https://fitzroymag.com/right-place/irlandskie-vojny-chast-xxi/