Наймушин Федор Владимирович, начальник артснабжения 383 гап 86 сд: "Я — нестроевой командир, но мне пришлось водить в бой на реке Зельвянке через мост. Люди шли, несмотря на обстановку, с криком "Ура! За Родину! За Сталина!" С Пиотровским я встретился у моста через реку Зельвянку. У моста я был легко ранен, но вдобавок контужен… От взрыва снаряда меня грудью бросило на гусеницу то ли танкетки, то ли трактора. Я после этого удара харкал кровью больше 2-х месяцев… Через мост перейти не удалось. У Пиотровского было три или четыре грузовика с ранеными солдатами и одна девушка-санитарка, еврейка. Среди раненых был майор-танкист с перебитыми ногами — забинтованными и закутанными пропитанной кровью простыней. Он был в бреду, кричал "За Родину! За Сталина!". Потом мы с Пиотровским на машинах спустились по реке вниз, километров 15 от моста, не помню. Моя машина среди реки заглохла, кто мог, перешли вброд, а нескольких человек перенесли на досках. Всех раненых оставили около реки, в лесочке. Нас было 12 человек. Отошли от Зельвянки километров на 6, разделились по три человека. Со мной был лейтенант милиции Мещеряков и старшина из нашего полка Яков Ващенко. Больше Пиотровского я не видел, не знаю, жив он или нет".
Пономарев В.Н., телефонист 157 бао 126 иап (описывает бой у д. Клепачи Слонимского р-на): "Вместе с нами под Зельвой прорывались из окружения остатки какого-то танкового соединения, в котором остался всего один танк Т-34. Командовал им генерал в танкистском комбинезоне. Когда мы пошли на прорыв, генерал сел в танк и тот устремился вперед. Танк раздавил гусеницами немецкую противотанковую пушку, прислуга успела разбежаться. Но, на беду, он двигался с открытым башенным люком, и немецкий солдат бросил туда гранату. Погиб экипаж танка и генерал вместе с ним. Несмотря на огромные потери, мы все же вырвались из этого пекла и пошли в сторону Минска".
Кадет Михаил Федорович "Тайна Слонимских курганов" (статья в газете "Советская Белоруссия"): "По вражьей воле туда и втянулись колонны штаба 6-го мехкорпуса, его медсанбата, других тыловых подразделений. От моста и брода у Кошелей колонны направлялись к Клепачам, чтобы дальше — через Озерницу выйти к Слониму… У поворота Ивановки, откуда хорошо просматривалась дорога на Кошели, немецкие артиллеристы установили орудия, а чтобы не было помех, сожгли дома, другие постройки на краю деревни. Появилась разведка: бронемашина и бойцы на трех мотоциклах с колясками… Один мотоцикл помчался назад. Потом у поворота появился танк Т-34 с по-походному открытыми люками. Немец, скрывавшийся в придорожной яме, вскочил и забросил гранату в башенный люк. Из уткнувшейся в бугор и заглохшей "тридцатьчетверки" вылетели и посыпались какие-то бумаги и денежные купюры: видимо, в ней везли документы и корпусную казну. Экипаж погиб. Но машина не взорвалась… Произошло это на глазах Петра Ракевича, Николая Апановича, Ивана Ракевича, многих других сельчан, томившихся у погоста. И следом за взрывом гранаты взлетела сигнальная ракета — немцы ударили по колонне из орудий, минометов, пулеметов… Неожиданный огонь, прицельный и сплошной, ошеломил красноармейскую колонну. Некоторые солдаты и офицеры не успели взяться за оружие. Позже жителям Клепачей открылись жуткие видения. Одно наиболее запечатлелось в памяти Петра Ракевича: в кузове машины-полуторки, пробитом пулями, навалом, друг на друге лежали убитые — 11 красноармейцев и женщина с ребенком; из кабины не успели выпрыгнуть водитель и капитан с танковыми эмблемами. И все же кому-то удалось вырваться за огненную завесу. Одна группа, прикрывшись кустарником, смяла орудийные и минометные расчеты, пробилась в лес на противоположном берегу. Другая — вслед за танком и бронемашиной прорвалась через мост. Многие из тех, кто находился в хвосте колонны, укрылись в лесу, что ближе к Зельвянке. Эпизоды и картины кровавой схватки в Клепачах, как и подобных событий в Озернице, других местах этого уголка Слонимщины, складывались постепенно. А связь моя со здешними местами проистекает, хотя и с перерывами, лет двадцать. С того дня, как побывал в Озернице и Клепачах со слонимским журналистом и краеведом Михаилом Ивановичем Рылко. Позже, приезжал сюда с группой участников приграничного сражения, были среди них и ветераны 6-го мехкорпуса. (В те годы я работал корреспондентом газеты Белорусского военного округа "Во славу Родины"). Собрал немало воспоминаний очевидцев драматического события. Наиболее ценными свидетелями оказались Петр Семенович Ракевич и Николай Васильевич Ананович. Они воевали в партизанском отряде. После освобождения Слонимщины ушли на фронт. Пулеметчик Ракевич участвовал в штурме Кенигсберга, артиллерист Ракевич — Берлина. Они толково, по-военному понятливо изложили существенные подробности скоротечного боя немецких десантников и красноармейцев. Из "тридцатьчетверки", которую остановил гранатометчик, они достали и похоронили тела четырех человек. Один из погибших, как установили по найденным при нем документам, был генерал-майор Хацкилевич. Его документы Петр Ракевич спрятал на чердаке школы… Немецкие солдаты добили раненых, у прибрежного обрыва расстреляли сдавшихся в плен. Потом офицер, очевидно, из русских эмигрантов ошеломил и без того перепуганных сельчан:
— Немецкое командование поздравляет вас с освобождением от большевизма и приказывает закопать уничтоженных большевиков. Три часа — и чтобы духа большевистского не было! Невыполнившие приказ будут строго наказаны, — и язвительно запел: "Ложись проклятьем заклейменный…"
После боя немцы начали шарить по домам, но вскоре послышались клики и все они поспешили к Озернице… Сельчане, как было приказано, стянули, снесли и сложили убитых в ямы, выкопанные недалеко от дороги на Кошели. Сколько положили народа, никто не считал. Позже по сходным прикидкам очевидцы сошлись на цифрах 350-370. Среди убитых были женщины — врачи и сестры медсанбата, жены военных, их дети…"
Москалев Герасим Петрович, брат погибшего в июне 1941 года в д. Озерница командира танкового экипажа старшего сержанта Москалева Михаила Петровича: "В 1974 году мы с сестрой ездили в д. Озерница, где погиб и похоронен мой брат Михаил. Как в Озернице, так и в Клепачах я разговаривал о тех далеких событиях в основном со старыми и пожилыми жителями, которые помнят и были живыми свидетелями. Так вот, что я услышал. Немецкие части появились в Озернице 27-28 июня 1941 года. До этого времени немцев не было. Приехали они на машинах со стороны Слонима. Много было машин. На тягачах притащили орудия. Часть войск проследовала дальше в д. Клепачи. В некоторых публикациях пишется, что это был десант. Но в мемуарах, которые я прочитал много лет назад, говорится, что сюда для разгрома окруженных войск была направлена часть войск 4 немецкой армии, которая наступала на Минск. О немецких танках жители не говорили. Видимо в первый день их не было. Сразу же немцы приступили к установке орудий и стали рыть окопы. Наверняка немецкая разведка знала, что в этом направлении со стороны Белостока движутся советские войска.
Когда мы на машине директора школы приехали в Клепачи, то встретили местного жителя, который стоял у калитки своего дома. Если не изменяет мне память, его дом, если ехать со стороны Озерницы, будет третий или четвертый. Не знаю жив ли он сейчас. Вот что он рассказал. 28 июня немцы вошли в деревню и стали рыть окопы и устанавливать орудия. Ни о каком живом щите из жителей, как пишут некоторые, он не упоминал. 30 июня утром со стороны границы по дороге зашел танк. За ним следовали еще танки и чуть позже пехота. Когда танк подошел к холму, на котором стоит церковь, его подбили, но танк не загорелся. Видимо сорвало гусеницы. А некоторых источниках пишется, что в открытый люк немец бросил гранату. Но это не так. Из подбитой машины стали выскакивать танкисты. Один из них побежал в сторону от дороги по подножию холма. Успел отбежать метров 30-40 и его убили. Наших ребят хоронили местные жители. Так вот этот товарищ рассказал, что когда они стали хоронить убитых, он подошел к этому убитому танкисту, который лежал у холма. Когда он повернул его на спину, то увидел, что под гимнастеркой видны какие-то бумаги. Расстегнул гимнастерку, а там оказалось много пачек денег и документов. Этот товарищ провел меня на место гибели генерала Хацкилевича и его первоначальной могилы. Еще он рассказал, что около этого подбитого танка лежал убитый полковник и еще несколько танкистов. Как потом выяснилось вместе с командиром корпуса видимо находились штабные офицеры, так как около танка было не трое (экипаж), а больше убитых. Хоронили солдат, в том числе и Хацкилевича, прямо там, где их убили. Поэтому-то так много и было захоронений в д. Клепачи и около самой деревни. В самой же деревне и около с подходом пехоты начался жестокий бой, который длился несколько часов. Далее он сказал, что после освобождения их Красной Армией в 1944 году он был призван в ряды вооруженных сил. Воевал, остался жив и вернулся в родную деревню. Но, как он сказал, таких страшных и ожесточенных боев, какие были у Клепачей, он будто бы на фронте не видел. После войны в соответствии с указом Правительства он вместе с директором школы перезахоранивал убитых солдат в братскую могилу, которая находится на склоне холма под церквушкой. Находил старые захоронения по памяти. Всего они собрали и перезахоронили более 300 бойцов и командиров Красной Армии, в т.ч. и Хацкилевича. В то время, когда мы там были, на памятнике братской могилы было написано, что здесь покоится генерал-майор Хацкилевич и 308 бойцов Красной Армии. Но старых захоронений, сказал он, осталось очень много. Хоронил солдат не только он, но и другие жители, поэтому точное место тех захоронений он не знает. Очень много солдат, как сказал он, погибло в лощине между двух склонов холмов. И он указал рукой за озеро. Когда начался бой в деревне и у деревни, большая масса солдат устремилась туда в лощину между склонов в надежде обойти эту деревню. Но на вершинах холмов немцы поставили пулеметы. Как только колонны втянулись в лощину, по ним сверху с двух сторон ударили из пулеметов. Погибло очень много наших солдат. Но он этих ребят не хоронил. Сказал также, что после того как были сбиты немецкие заслоны в Клепачах и Озернице и наши части подошли к лесу, что по дороге на Слоним их там встретила сильная немецкая группировка и там, у леса погибло жуткое количество солдат. Но вернемся к тому, что было после разгрома немцев в Клепачах. Видимо кто-то из оставшихся в живых офицеров принял командование на себя. Вперед выслали конную разведку. Почему я так пишу? А вот почему. Когда я разговаривал с пожилой женщиной из Озерницы (ее дом стоял, если смотреть со стороны Клепачей, слева от дороги первый или второй после спуска с холма в деревню, но точно не помню) она рассказала, что, когда перестало грохотать в Клепачах, а это было еще утро 30 июня, через некоторое время на дороге из Клепачей показался всадник на лошади. И, когда всадник заскочил в деревню, его и лошадь убили как раз против ее дома. Показала на дороге место, где лежала убитая лошадь и всадник-разведчик.
Через какое-то время со стороны Клепачей послышался шум моторов, а затем через бугор перевалил танк, за ним еще один танк. В первом танке, как я думаю, находился мой брат. Для того, чтобы задержать танки и более прицельно вести огонь, немцы поставили поперек дороги бензовоз. Дорога была закупорена, так как спуститься в другом месте было практически невозможно — по ходу движения справа в сторону ручья был — крутой спуск, почти обрыв. Слева — хорошо подготовленные немецкие позиции. Танк прошелся по окопам, а затем раздавил бензовоз. Но тут на спуске в деревню он был подбит. Подбит был и второй танк. В окопах у немцев стояло много пулеметов и, когда танкисты выскакивали из танков, их тут же и убивали. Начался сильный бой. Очень много было убитых и наших и немцев. Немецкий штаб располагался в Озерницкой школе. С большими потерями немцы из Озерницы были выбиты. На другой день немцы снова вошли в Озерницу. Стали собирать и хоронить своих убитых, а наших солдат приказали хоронить местным жителям. Здесь на склоне холма около подбитых танков и были похоронены два экипажа. В 1969 году стали спрямлять дорогу в Озерницу и наткнулись на эту могилу танкистов".
Бородин Борис Афанасьевич, лейтенант, 4 тд 6 мк: "Уже в темноте с боем переправились через реку Зельвянку. К рассвету колонна, в которой был и наш экипаж, подошла к переправе через реку Щару под Слонимом. На переправе держала оборону стрелковая часть. Ее командир попросил оставить для усиления десять-двенадцать танков, но выделили четыре, у которых на исходе было горючее. Старшим назначили меня, поставив задачу вместе со стрелками пропустить все наши части, а при подходе немцев не дать им захватить нашу переправу и навести свою. Весь день мы держались под авианалетами и артогнем. Тогда меня ранило и тяжело контузило. Это произошло в день моего рождения — 30 июня мне исполнилось 20 лет".
Маклашин А.А., курсант учебной батареи 383-го гап 86 сд: "…отходили к Волковыску, затем дальше на восток, сначала по дороге на Лиду, а затем по дороге на город Слоним… Пушку и трактор оставили в каком-то лесу. У одного села нас встретил, вероятно, немецкий десантный пост и преградил нам путь к отступлению. На дороге сосредоточилось около 2-х — 3-х полков выходящих из окружения солдат разных родов войск. Часа в 4 утра на нас налетела авиация, бомбила и расстреливала нас несколько часов подряд. Увидев самолеты противника, мы все побросали и со страху бросились в лес. Здесь мы все потерялись, я остался из наших один. Потом присоединился к группе таких же, как я. Нас собрал в лесу полковой комиссар (фамилии не помню), рассказал обстановку (мы узнали, что находимся в глубоком тылу у немцев) и сказал, что надо пробираться к своим по 2-3 человека. Я попал в группу полковника Мишина, который нас вывел из окружения только в первых числах августа в Гомельской области".
Степуненко Николай Сергеевич, лейтенант, начальник хим. службы 31 ПМБ 31 тд: "Собирали отряд кавалеристов, 29 июня набралось около 1800 карабинеров. На Слоним!… Там прорвемся на Барановичи и дальше путь на восток, на Осиповичи или на Минск. Но все не сбылось. У Слонима на р. Щара наш кавалерийский сборный отряд был окружен и полностью уничтожен. У меня прибавилась седьмая рана, но я живой. Преодолел железнодорожное полотно, скрылся во ржи. Это было 30 июня. Ослабленный ранениями и голодом я умирал под синим небом Слонимщины. Наткнулся на мешок с гречневой крупой. Проткнул дыру, начал жевать. Пять дней до этого ничего не ел. Крупа сухая, слюны нет. Нужна вода. Рядом отдельный дом и колодец. Потянуло к колодцу. Попить не успел. Цепь немцев-автоматчиков прочесывала рожь. Под огнем автоматчиков от колодца бросился в рожь. Упал… Помню, как меня за руки волокли на песчаный бугор у дороги. Там было около 200 товарищей жестокой судьбы. В первых числах июля (3-го или 4-го) был брошен в полевой концентрационный лагерь Шталаг-307 в районе Пружаны".
Некипелый Александр, младший сержант, командир минометного отделения полковой школы 752 мсп 208 мсд 13 мк: "День подходит к концу. Впереди, на дороге, стоит военный. Матюгами останавливает идущих по дороге, указывает на долину, где на огонь пулеметов шли солдаты. А он кричал: "За Родину! За Сталина!". Я свернул на пригорок, где спереди деревьев стояли несколько человек. Точился разговор:
— Куда идем? Откуда строчат пулеметы?
Два молоденьких лейтенанта торопливо курят папиросы. Один рассказывает:
— 21 июня мы только прибыли в часть с военного училища. Не успели оформиться, не получили оружие. Не определили нас и в подразделения. А тут война.
— А, где мы сейчас находимся?
— Речка Щара. Город Слоним недалеко. Немцы устроили по реке заслоны отступающим войскам. Уже третьи сутки пытаемся прорваться, но, что против пулеметов без оружия. Гибнут солдаты…
Никто не знал, кто тот на дороге, но подчинялись ему — командиру. Воинский долг заставлял подчиняться командиру. Но почему он в стороне, к нему не достает пулеметный огонь? Не переодетый ли он немец? С дороги неслось: "За Родину! За Сталина!" И шли на убой. Бессмысленный!
— Слушай, товарищ боец, дай мне твою винтовку, — обратился ко мне лейтенант. Я снял с плеча винтовку, найденную мной в лесу без патронов, и отдал ему. Он бросил папиросу и тихо сказал: "Пошли товарищи!", — и первым побежал туда, откуда строчили пулеметы, где раздавались крики "Ура!". За ним побежала вся наша группа. Трассирующие пули в сумерках поливают дождем бегущих людей. Упал впереди бегущий. Наклоняясь, хватаю окровавленную винтовку — оружие достается в бою. Перебежками бегу вперед. А пули свистят над головой, опускаясь где-то позади. Я рванул влево, в нейтральную зону. В это время раздался душераздирающий крик: "Мама! Спаси меня!". Видно, новобранец, без винтовки и опыта, попал в эту какофонию боя. Густая трава спрятала меня. Затихли пулеметы, наступила ночь. А ранним утром раздался голос: "Кто живой? Подымайтесь! Немцы окружают долину". На небольшой лужайке — десятки трупов в различных позах. Это пропавшие без вести, многие не имеют "смертных паспортов", никто не узнает, кто будет похоронен в братской могиле здесь. Тысячи людей в долине. Где-то раздался одиночный выстрел. Кто-то из командиров покончил с собой…".
Соломевич Станислав Михайлович, житель д. Кракотка: "В нашем селе, когда началась война, стояло много немцев, размещался большой штаб. Ночью (немцы уже отдыхали) в селе начался сильный бой. Мы в хате попадали на пол. Услышали громкий конский топот. Потом узнали: наши кавалеристы прорвались на Селявичи. Перед Малой Кракоткой они переправились вброд через Зельвянку. В соседней деревне немцев тогда не было, а уже на въезде в нашу Кракотку они обнаружили кавалеристов. Те перешли на галоп, начав пробиваться с боем. Дали чесу немцам. А было это примерно через неделю как началась война. Точно уже не помню. Потом наши мужики прикинули, что от Зельвянки через наше село проскакали около восьмидесяти всадников. Может немного больше. Сколько погибло немцев я не знаю. Их тела ночью собрали свои. А погибших кавалеристов на нашем краю осталось двенадцать человек и четыре лошади. За нашей хатой два немецких солдата отмерили площадку шесть на шесть метров. Мне и соседям приказали выкопать там яму. Немцы вытащили из карабинов затворы, заставили нас вывести их из строя и бросить в яму. Мы стащили в нее убитых, сбросили коней и закопали. Меня и самого чуть не положили в ту яму. Когда тащил одного кавалериста, из его кармана выпал медальон. Я осмотрел его, и хорошо, что положил на землю. Потому что ко мне сразу же подбежали немцы. Обыскали. Думали, наверное, что пистолет у солдата взял или еще что-то. Стали расспрашивать. Я повернулся, поднял и показал им медальон. Поглядели они, что-то гаркнули по своему. Один открутил крышку, достал записку. Другой ткнул меня стволом винтовки, и они ушли с тем медальоном"
Фридрих Хоссбах "Пехота в восточном походе 1941/42": "… Ночь с 29 на 30 июня в газетах и на радио получила название "Судьбоносная ночь одного полка". Эта ночь действительно была наполнена событиями. Около 21.00 начался ожесточенный бой на позициях 3 батальона 82 пехотного полка 31 пехотной дивизии, а чуть позднее и на позициях 2 батальона. На всех участках обороны батальонов не было ни одного места, где бы противник превосходящими силами не захватил обороняемых позиций. Используя слабые места в нашей обороне и незащищенные участки местности, русские прорывались и пытались ударами с тыла и флангов выбить подразделения обороняющихся батальонов с занимаемых позиций. Участие русской артиллерии было слабым. При этом противник поддерживал наступление своей пехоты танками и кавалерийскими частями. Вот как описываются события этой ночи в журнале боевых действий 2 батальона 82 пехотного полка: "30.6.1941: Ранним утром, приблизительно в 2.00 враг наступает большими силами по всему фронту. На позиции батальона накатывается одна волна наступающих за другой. На участке 5 роты были введены в бой танк и орудия поддержки. Правый фланг 5 роты был смят и рассеян. Русским удалось прорваться в возникшую в обороне брешь. И только усилиями подразделения, которым командовал лейтенант Баль из 5 роты, противник с большими для него потерями был отброшен обратно к реке Зельвянка. Все боестолкновения сопровождались рукопашными схватками. Вместе с тем, одна разрозненная группа противника, преимущественно состоявшая из командиров, смогла пройти вглубь обороны между позициями 6 и 7 рот батальона. Они продвигались вдоль телефонного провода, который вел к штабу батальона, и попытались захватить штаб около 3.30. Из-за сильного тумана, который стелился по земле, противник был подпущен к обороняемым позициям на 30 метров, где был встречен и рассеян огнем из 2 пулеметов, винтовок, а также огнем прямой наводкой из приданного батальону орудия. С наступлением рассвета, перед местом расположения штаба батальона была насчитано 28 трупов убитых в ночном бою русских". Массированные ночные атаки можно отнести к редким событиям в истории ведения боевых действий. А этой ночью русские выступили против нас по всему фронту обороны полка силами приблизительно в кавалерийский полк. Ночные атаки русских в основном были направлены против 2 батальона, располагавшегося в центре обороны полка, а также против 1 батальона на северном участке обороны полка. Те кавалеристы, которые не погибли от нашего огня, скакали через позиции сидевших в окопах стрелков и искали в темноте спасительный путь на восток. Даже штаб полка, размещавшийся в Кракотке, вынужден был взяться за оружие, когда несколько казаков ворвались в темноте в деревню. Один из этих кавалеристов прыгнул с подстреленной лошади на ефрейтора Лозе. При этом ему удалось выхватить висевший на боку у Лозе штык-нож, которым он и заколол ударом в спину ефрейтора. И лишь только после этого русский был сражен подоспевшим к месту скоротечной схватки унтер-офицером Беккером. Многочасовая атака по всему фронту у Зельвянки была настолько сильная, что все остававшиеся незадействованными подразделения были брошены на усиление обороны полка. Прорывы фронта, схватки в тылу передней линии обороны, внезапные нападения на позиции обороняющихся, отсутствие боеприпасов у пехоты и артиллерии, сбои в связи — и в этой напряженной ситуации появились сообщения о крупных скоплениях русских войск в тылу полка в лесу, примыкающем к восточной окраине Кракотки. У командира полка не было никакой возможности что-либо противопоставить этой новой опасности. Полк был буквально до последнего человека задействован на отражении фронтальных атак и ударов с флангов противника. Командир 5 отдельного пулеметного батальона, который все еще находился в Кракотке, предложил прекратить, с его точки зрения бессмысленные ночные стычки, и с боем прорываться полком вместе с 5 пулеметным батальоном на восток. Веря в боевой дух своих солдат, командир полка ответил, что его полк будет до последней возможности удерживать вверенный ему участок обороны и, что устранением опасности в тылу должно заниматься вышестоящее командование… Когда взошло солнце, выяснилось, что 82 пехотный полк везде остался на своих позициях и, что прорыв окруженных русских частей был предотвращен. Вместе с тем подразделения полка не смогли предотвратить того, что, где по одному, где небольшими группами, но враг все же прошел через нашу растянутую оборону. Потери противника в живой силе (один только 2 батальон захватил 1600 пленных) и технике были большими. Особенно отличилась при уничтожении танков врага 14 рота под командования лейтенанта Пиля. В последующие два дня западнее реки Зельвянка было обнаружено много брошенного военного имущества противника… Эти три дня боев с 28 июня по 01 июля уменьшили численный состав полка на 150 человек. 2 и 3 батальоны, на которые и выпала основная нагрузка в отражении атак противника, потеряли 66 человек убитыми и 78 человек ранеными".
V.D.Heydorn "Der sowjetische Aufmarsch im Bialystoker Balkon bis zum 22. Juni 1941 und der Kessel von Wolkowysk", выдержки из доклада командира 29 мд Вермахта о событиях 30.06.41 года: "На рассвете 30.6. из д. Кошели противник при поддержке танков предпринял одну за другой 8 атак. Эти атаки привели к прорыву обороны 107 пехотного полка (34 пд) и быстрому продвижению войск противника в район д.д. Клепачи и Озерница. Командир 107 пехотного полка доложил офицеру (Iа) оперативного управления штаба дивизии, что вследствие больших потерь в людях и недостатка в боеприпасах и вооружении, его полк больше не может сдерживать атаки противника на занимаемом рубеже. Командир полка сообщил также, что ему не удается установить связь с батальоном оборонявшимся южнее основных сил полка. Предположительно командир этого батальона погиб. Также предположительно погибли или были ранены командиры рот этого батальона. Офицер оперативного управления штаба дивизии приказал 34 истребительно-противотанковому дивизиону (34 пд), 1 батарее 29 истребительно-противотанкового дивизиона (29 мд), 77 легкому зенитному дивизиону, 9 роте 107 пехотного полка (9./I.R. 107), 1 роте 253 пехотного полка (34 пд), 29 батальону связи (29 мд) и штабу 29 мд любой ценой удержать их участки обороны по линии: высота в 500 метрах северо-западнее д. Озерницы — западная окраина д. Озерницы — тригонометрический пункт с отметкой 210 в 3 км южнее д. Озерницы. В 8 часов утра атаки противника были остановлены на этом рубеже обороны. Остатки 107 пп отошли в д. Озерницу на переформирование, после чего полк снова был готов к бою. Около 9 часов утра поступило донесение о том, что противник большими силами (примерно 1 пехотный полк и 3-4 кавалерийских эскадрона) обходят д. Озерницу с севера и атакуют вдоль дороги на юго-восток. Почти одновременно поступило донесение, что 2-3 кавалерийских эскадрона вышли с севера к д. Драпово и готовятся к нанесению удара на д. Озерницу с востока. Одному из командиров взвода пехотных орудий (I.G.) 107 пп был отдан приказ упреждающим ударом уничтожить прорвавшего к д. Драпово противника. Эта задача была выполнена — прицельный огонь по врагу был открыт в тот момент, когда казаки спешивались с лошадей, и разрывы снарядов накрыли скопление противника. От прибывшего в штаб дивизии мотоциклиста офицер оперативного управления штаба дивизии узнал, что в д. Збочно находится 3 рота 5 отдельного пулеметного батальона, которая готовится к маршу на Слоним. Посланный в д. Збочно офицер получил приказ подчинить эту роту дивизии и занять позиции по линии: высота с отметкой 193 в 4 км северо-восточнее Озерницы — высоты севернее Драпово, для того, чтобы предотвратить прорыв противника вдоль дороги. Командир этой роты оберлейтенант Франц поразительно быстро справился с поставленной задачей и доложил, что противник, понеся тяжелые потери, отступил. Он тут же получил новый приказ — частям 5 пулеметного батальона выйти и закрепиться на линию д. Гумнище — высоты севернее Озерницы. Одновременно с этим 29 разведывательный батальон (А.А.29), который до этого отражал сильные атаки противника и удерживал район Ярнево — Елка, получил приказ пробиться к д. Плавские и оттуда совместно с частями 5 пулеметного батальона наступать и захватить высоты севернее д. Гумнище. Дислоцировавшийся в районе Дешковичей 109 минометный дивизион (Morserabteilung) получил приказ поработать по лесному массиву севернее Велки (Волчки-?) и Позарборное. В тоже время в район Озерницы начали прибывать запрошенные для подкрепления части 34 пд. К полудню, с учетом привлеченных на помощь сил, дивизия занимала оборону на линии к востоку от д. Гумнище — высота в 500 м северо-западнее Озерницы — 1 км южнее тригонометрического пункта с отметкой 210. В основном вероятность прорыва окруженного противника была предотвращена силами, находившимися в распоряжении штаба дивизии. Все силы вплоть до последнего солдата были брошены в бой. В районе 12 часов 80 пехотный полк (34 пд) выдвигался через д. Збочно в направлении д. Гумнище для осуществления контратаки русских частей в западном направлении. В южном направлении из-за прорыва врага в районе Рудавка — Кракотка пропала связь со штабом 82 пехотного полка (31 пд). К полудню же Озерница находилась под перекрестным артогнем немецкой и русской артиллерии. Передовые части 12 АК (VA XII) по состоянию на середину дня 30.6. находились в д. Костровичи. Штурмовая группа полковника Томаса вместе с командиром дивизии, который к тому времени все еще не вернулся в штаб дивизии, занимала оборонительные позиции на высотах в районе Деречина. Севернее, у Зельвы, части 15 пехотного полка подвергались сильным атакам противника при поддержке танков. О действиях остатков 107 пехотного полка в течение дня невозможно было отследить четкую картину, т.к. командир полка больше не имел с ними связи. Офицер оперативного управления штаба дивизии предложил командиру корпуса нанести силами 7 танкового полка (10 тд) с севера через Дешковичи и Плавские контрудар по войскам противника в районах севернее и северо-западнее Озерницы. Такое решение было принято, но приказ не был принят к исполнению, т.к. выяснилось, что под сильными ударами боевых групп частей дивизии противник оставляет места дислокации и уклоняется от ведения боевых действий. Вечером дивизия получила от командования корпуса задание предотвратить возможность прорыва противника на юг по линии Костровичи — Дешковичи — Зельва. Штурмовая группа полковника Томаса получила приказ на передислокацию в район Дешковичи".
V.D.Heydorn "Der sowjetische Aufmarsch im Bialystoker Balkon bis zum 22. Juni 1941 und der Kessel von Wolkowysk": "… В самой Зельве остались только слабые отряды прикрытия русских, которые не смогли удержать город от начавшейся утром атаки передового отряда 292 пехотной дивизии. В 8.30 утра Зельва была в наших руках. Саперы передового отряда сразу же начали восстанавливать мост через Зельвянку, т.к. река в этом месте была едва проходима для танков и тягачей и непроходима для грузовиков. Восстановление моста было закончено уже к 15.00 и авангард смог продолжить свой марш на Восток".
Военно-исторический журнал: из архивов министерства обороны СССР "Дневник немецкого офицера 71 пехотного полка 29-й моторизованной дивизии": "…С рассветом мы отошли к высоте с отметкой 191 и накопили там силы для образования укрепленного узла с круговым обстрелом. Ранены 6 человек. Они доставлены нашими танками в Слоним. Однако недостает еще 4 человек. После полудня были созданы специальные команды для сбора брошенного оружия и снаряжения. Эти команды приносят также трупы наших погибших. Мы похоронили их на пункте 191 около тригонометрического знака. К ночи были предприняты меры предосторожности, чтобы не попасть в грязь. В полночь нас отсюда вытянут".
Мы помним… Мы гордимся.
